Железный цветок - [15]

Резким кивком я отказываюсь от угощения, и пожилая уриска поспешно уходит.

– Печенья-крылья? – удивлённо спрашивает Джаред, показывая на смеющихся гарднерийцев. Гости с хрустом ломают песочные печенья, прежде чем откусить кусочек.

– Это крылья икаритов, – краснея от стыда, поясняю я. Семья Гаффни каждый раз присылает Айслин и её подругам на Йоль и Праздник урожая целые корзины такого печенья. – Их надо сломать пополам – такая традиция.

Джаред хмуро провожает взглядом поднос за подносом с горами печений-крыльев. Зал наполняется хрустом – если не смотреть, кажется, что стучит град по железной крыше. Я болезненно морщусь, против воли воображая, что с каждым треском на крыльях Ариэль и Винтер появляются прорехи.

Мои соплеменники захватят Западные земли так же легко, как хрустят печеньем, как ни горько это осо­знавать.

– А почему зал украшен цветами железного дерева? – интересуется Джаред. – Это связано с вашими легендами?

– Да, есть одна история в священной книге, – рассеянно отвечаю я. – Давным-давно наш народ спасла пророчица Галлиана. Гарднерийцы бежали от тёмных сил, враги значительно превосходили нас числом. Галлиана призвала волшебство железных цветов и с Белым Жезлом в руках встала на защиту Гарднерии. Знаменитую пророчицу ещё называют Железным цветком.

– Интересно. А как она это сделала?

Эту историю я слышала столько раз, что весь флёр таинственности и героизма для меня давно улетучился.

– Галлиана оседлала огромного ворона и ринулась в бой, сразив демонов рекой волшебного огня, – пожав плечами, сообщаю я. – Потом она увела гарднерийцев в пустыню, подальше от опасности. Каждый год мы вспоминаем её подвиг как раз перед Йольским праздником – устраиваем Галлиалейские гулянья, или Фестиваль цветов железного дерева. Это просто разные названия одного и того же дня в году. На этот раз бал случайно совпал с ежегодным праздником.

– Вот оно что, – задумчиво тянет Джаред, оглядывая зал. – Что ж, цветок как символ праздника вы выбрали отменный.

В голосе Джареда звучат особые нотки, которые иногда проскальзывают во время разговоров с его сестрой Дианой, когда они обсуждают красоту природы.

Однако, приглядевшись к убранству зала, ликан вдруг хмурится.

– Чтобы украсить Белый зал, все эти деревья погубили! – возмущённо поворачивается он ко мне.

– Да, наверное.

Переплетённые над нашими головами ветви железных деревьев действительно обрублены, а цветущие деревца в кадках лишены корней. К моему стыду и смущению, мои земные линии силы незримо тянутся к мёртвой и умирающей древесине.

Тянутся, как голодный к куску хлеба.

– Как странно… – вздыхает Джаред. – Почему гарднерийцы, что бы они ни строили, всегда копируют леса и в то же время ненавидят живые деревья и жаждут предать их огню?

– Такая у нас вера, – неловко объясняю я. – Мы покоряем природу, потому что в ней живёт дух Зла.

Глаза Джареда обиженно сверкают.

– Очаровательная выдумка!

Те деревья на пустоши… они не желали мне добра. Шептали мне на ветру. Чувствовали магию в моих линиях силы…

– А знаешь, что ещё непонятнее? – спрашивает Джаред.

Я качаю головой и молча смотрю на него.

Джаред оглядывает просторный зал.

– Большинство пар здесь друг друга терпеть не могут.

– Ты серьёзно?

– Да. Больше половины. Ужасное ощущение.

Полагаясь на невероятно тонкое чутьё ликана, Джаред указывает на несколько неподходящих друг другу пар. А потом показывает на тех, с кем эти несчастные действительно мечтают быть рядом. Высокий, прекрасно сложенный молодой военный в серой униформе с серебряным кругом стоит рядом с прелестной юной гарднерийкой. Судя по линиям на их руках, они обручены.

– Видишь вон того юношу?

Я киваю. Джаред показывает на другого молодого человека – тоже военного стажёра, но в чёрной форме с синей, как цветы железного дерева, каймой.

– Эти двое без ума друг от друга. Я чувствую, как их влечёт друг к другу.

Приглядевшись к юношам, я с удивлением замечаю, что время от времени они украдкой обмениваются страстными взглядами. Если не обращать пристального внимания, то и не заметишь. Бедный мой Тристан… он так мечтает свободно выражать свои чувства, но боится последствий.

– Если о них узнают, то посадят в тюрьму, – говорю я.

Джаред уже наверняка почувствовал, как я разволновалась из-за Тристана.

– Не понимаю я твоих соотечественников. Вы берёте совершенно нормальные и естественные вещи и сочиняете правила, чтобы их оболгать и запретить. Глупость же! – хмурится Джаред.

– А у ликанов это разрешено? Мужчины могут жить с мужчинами? – удивлённо уточняю я.

– Конечно. – Взгляд Джареда полон жалости и беспокойства. – Запретить это было бы просто жестоко.

– И ваша вера не осуждает таких союзов?

Неужели это правда, и у ликанов мой брат не стал бы изгоем, а ему подобным не пришлось бы скрывать свои истинные чувства и наклонности?

Джаред пристально смотрит на меня, возможно, ощущая мою внезапную вспышку тревоги.

– Эллорен, – наконец сочувственно отвечает он, – я говорю правду. Нет у нас таких запретов.

Я отворачиваюсь, чтобы потихоньку смахнуть набежавшие жгучие слёзы.

– Значит, в землях ликанов Тристан смог бы жить так, как подсказывает ему природа? – срывающимся шёпотом спрашиваю я.