Железное сердце Вайолет - [5]

Дворцовые советники возражали против их дружбы, озвучивая опасения осознания опасного прецедента, влияния на политику и приличия. Последнее слово было за родителями Вайолет.

— Мы просто не видим вреда, — сказали они. Так-то вот.

Вместе дети исследовали почти каждый сантиметр замка, по крайней мере, они так считали. Каждый день замок раскрывал новые секреты, и каждый день замок хранил надёжно спрятанной свою самую важную тайну. Парочка также исследовала территорию дворца: луга и пастбища, обширные сады и парки. Они исследовали извилистые улочки столицы и бродили вдоль идущей по краю города стены, плотно его сжимавшей, а их пальцы касались древних камней. А позднее они устремились всё дальше в поля и леса, расположенные вне города. Выходили через четверо врат, установленных в четырёх разных направлениях. Эти врата вели во внешний мир. Или не пускали внешний мир внутрь. Иногда у врат имеется собственное мнение на этот счёт.

Вайолет научилась ухаживать за лошадями и козами, соколами и собаками. Деметрий показал ей, как найти болезнь, как спокойно общаться, как услышать голос, идущий из сердца животного. Хотя он никогда, как замечала Вайолет, не учил её останавливать взбешённого быка, что, как она считала, было бы полезно знать. (Со своей стороны Деметрий уверял, что этот навык невозможно преподать, это то мгновение, когда человек выяснит способен ли он на это, либо погибнет. В глубине души мальчик хранил свои детские сны о топоте копыт, наставленных рогах и паре яростных налитых кровью глаз.)

Когда мы собирались внутри замка на наши ночные песни, рассказы и танцы, Деметрий зарекомендовал себя почти настолько же искусным рассказчиком, как и сама Вайолет. И ни один из них по отдельности не был поразительным, каким они становились вдвоём.

Вместе они были настоящим чудом.

— Давайте поиграем с историями? — предложила Вайолет однажды днём, когда они, как обычно, прятались в моих помещениях от бдительного надзора взрослых. Я потакал им. А как же иначе? Ведь в любом случае вскоре объявится кто-нибудь, чтобы забрать их.

— Хорошо, — сказал я, разливая по чайным чашкам кипяток из котелка и кидая в воду душистые листья. Не бывало ещё истории, которая не пошла бы лучше с чаем. — Расскажите мне истории о начале мира.

— Какого мира? — спросила Вайолет. — Во вселенной существуют тысячи миров.

— Больше тысяч, — сказал Деметрий, — миллионы.

— Миллионы тысяч миллионов, — радостно воскликнула Вайолет, поднимая руки, — они бесконечны.

— Ладно, — сказал я, — это всё очень хорошо, но меня, к примеру, не впечатляют чудеса других миров мультивселенной. Какая мне разница до чудес, которые я никогда не сумею узреть, миров, которые никогда не сумею посетить? Расскажите мне историю о нашем мире, о наших двух солнцах, о нашем зеркальном небе. Зачем мне что-то другое?

— Однажды давным-давно, ещё до того, как Старые Боги создали мультивселенную, — начал Деметрий, пропустив мимо ушей мою просьбу, — до того, как многие-многие миров мультивселенной забурлили и запенились, словно море, существовал всего один мир одной вселенной. И он был ужасным местом.

(Я мог бы упомянуть, что мальчик украл мою историю, но это было бы ужасно мелочно и некрасиво с моей стороны, поэтому я не стану обращать на это внимание.)

— Старые Боги подышали воздухом, прогулялись по нехоженым тропам и искупались в незнакомых реках, — продолжила Вайолет. — Они попробовали свои силы в созидании. Они поспорили, бросили вызовы и сотворили невероятных существ и формы жизни. Но они были глупы. Их задумки нагромоздились друг на друга быстро и в большом количестве, и в Едином Мире всё перемешалось. В нём царил хаос, а его создания страдали. Действительность колебалась, — она покачала пальцами перед своим лицом, и её неподходящие один к другому глаза заблестели.

Деметрий продолжил рассказ.

— В конце концов, один из числа Старых Богов отправился на прогулку. Он был коротышкой с короткими и толстыми руками и ногами и весёлой улыбкой. Но был он проворным и сильным, хоть и приземистым. Его не особо беспокоило, что земля всё кипела и кипела под ногами. Он перепрыгивал с валуна на валун и уклонялся от вещей, которые дрожа появлялись и исчезали, словно были тенями.

— Бог-коротышка — мой любимый, — пылко произнесла Вайолет.

— Он у всех любимый, — согласился Деметрий.

— Бог-коротышка наклонился, взял полную горсть земли с тропы и на миг засмотрелся на неё. — Вайолет подняла кулак к лицу и как могла постаралась передать выражения лица бога. — Он прошёл длинный путь и устал. Ему было одиноко. И холодно. Стул, подумал он. И в тоже время друг. И огонь. Всё в одном. — Вайолет подняла вверх руки с растопыренными пальцами, подражая рёву пламени, сопровождаемым жутком громким гулом.

— Вот те на, — смеясь, произнёс Деметрий, — ой, ну надо же. Комок земли в руках бога может стать… чем угодно. Но он не может превратиться сразу в три вещи. Материя Единого Мира дрожала. Она изгибалась и раскалывалась. И на месте, где был один мир, отныне стало три: один мир со стулом, второй мир со стулом, а третий — с потрескивающим огнём. Бог-коротышка покачал головой. «Не-а, — сказал он, — остальным это нисколечко не понравится».