Железная звезда - [303]

Ричардсон слегка улыбнулся:

— Ты прав. Но почему-то мне кажется, я знаю, о чем говорю. Разумеется, я не считаю его живым в полном смысле слова. А что ты думаешь по этому поводу?

— Он поразительный. Поразительный! Его сила… я чувствовал, как она накатывается на меня волнами. А как умен! Так быстро соображает… Догадался, что находится в будущем. Хотел знать, кто сейчас Папа Римский. Хотел посмотреть на Америку. А его самонадеянность! Сказал мне, что не будет завоевывать Америку. Он, мол, попытался бы это сделать — вместо Перу, — но только на несколько лет раньше, не сейчас. Сейчас он, мол, староват для этого. Невероятно! Он даже хотел узнать, как умер! — Таннер сдвинул брови. — А кстати, сколько ему? Какой возраст ты вложил в программу?

— Лет шестьдесят. Пять-шесть лет после завоевания Перу и год-два до смерти. Вершина власти.

— Полагаю, нельзя, чтобы он узнал о своей смерти. А то будет слишком смахивать на призрака.

— Так мы и решили. И смоделировали его таким, каким он был, когда уже сделал все главное в своей жизни, став тем Писарро, которого мы знаем. Но предсмертных впечатлений подлинного Писарро у смоделированного Писарро нет. Ему не нужно о них знать. Никому не нужно. Потому я тебя и отключил, понимаешь? А вдруг ты знаешь об обстоятельствах его смерти и собирался ему сказать.

Таннер покачал головой:

— Если и знал, то забыл. А как он умер?

— Именно так, как он и предполагал: от рук собственных соратников.

— Значит, он видел, к чему все идет.

— В том возрасте, в каком мы его создали, он уже знал, что в Южной Америке вспыхнула гражданская война, что конкистадоры ссорятся из-за дележа добычи. Мы вложили в него и эти знания. Он знает, что его сподвижник Альмагро выступил против него и он, Писсаро, разбил Альмагро в битве и казнил. А вот о том, что сторонники Альмагро намереваются ворваться в нему в дом и убить, он не знает — но наверняка предполагает такую возможность. Прикинул, как все могло случиться. Собственно, так оно и вышло.

— Невероятно. Какая проницательность!

— Конечно, он был негодяем. Но и гениальным человеком.

— На самом деле? Или это ты с помощью программы сделал его гениальным?

— Все, что мы в него вложили, — это факты из его биографии, схемы событий и реакций на них. Плюс информация современников Писарро и позднейших историков — чтобы углубить характер. Вложите достаточное количество таких сведений — и получится цельная личность. Это не моя личность, Гарри, и никого другого из тех, кто работал над проектом. Вложи в модель набор событий и реакций, присущих Писарро, — и получишь Писарро. Как с его жестокостью, так и с его гениальностью. Вложи другой набор — и получится кто-то другой. И на этот раз мы наконец убедились: если все делать правильно, то компьютер выдаст нечто большее, чем простая сумма вложенных данных.

— Ты уверен?

— Заметил, как он был недоволен тем испанским, на котором, по его мнению, ты говорил?

— Да. Он сказал, что язык звучит странно и что, кажется, больше никто не знает, как правильно говорить по-испански. Я особо не обратил внимание. А твой интерфейс говорит на плохом испанском?

— Конечно, на плохом испанском шестнадцатого века. Никто ведь не знает, как правильно звучал испанский язык в шестнадцатом столетии. Мы можем только предполагать. И, судя по всему, наши предположения не совсем верные.

— Но откуда он знает? Ведь это ты его создал! Если ты не знаешь, как звучал испанский в то время, то откуда знать ему? Все его знания об испанском — да и о чем угодно! — это лишь те знания, которые ты в него вложил,

— Совершенно верно, — подтвердил Ричардсон.

— Тогда как такое может быть, Лy?

— А еще он заявил, что и сам говорит не на правильном испанском и что голос у него тоже неправильный. Мол, мы заставили его разговаривать именно так, поскольку считали, что именно так он и говорил, — но ошибались.

— Откуда он знает, как звучал его голос, если это всего-навсего модель, созданная людьми, которые понятия не имеют, что же у него был за голос?..

— У меня нет ответа, — тихо сказал Ричардсон, — Но он знает.

— А знает ли? Может, он затеял какую-то дьявольскую игру в духе Писарро, чтобы заставить нас понервничать — потому что именно таким ты его создал.

— Думаю, он знает, — повторил Ричардсон.

— Ну и как он пронюхал?

— Из программы. Мы понятия не имеем, где там есть такое, а он раскопал. В тех данных, что мы закачали по сети. Мы не знаем, что это, и даже если захотим — не сможем найти. А он — может. Конечно, не создает такую информацию с помощью магии, а собирает по крупицам то, что нам кажется незначительным, анализирует — и делает собственные выводы. Это и называется искусственным интеллектом, Гарри. Наконец у нас появилась программа, которая работает, как человеческий мозг с помощью интуиции. Такие озарения приходят столь внезапно и бывают столь неожиданными, что их невозможно объяснить и вычислить. Просто невозможно. Мы загрузили уйму сведений* так что он может объединять их как угодно, даже если они как будто ничем не связаны друг с другом, — и тем самым создавать и усваивать новую информацию. В этой камере не просто кукла-чревовещатель. Там некто, считающий себя испанцем Писарро, думающий, как Писарро, и знающий то, что знал Писарро, а мы не знаем. А это значит, что мы вышли на качественно новый уровень в разработке искусственного интеллекта. Что и было целью проекта. Это здорово! У меня аж мурашки бегут по спине!