Железная женщина - [143]

Уэллс умер 13 августа 1946 года (в сентябре ему должно было исполниться восемьдесят лет). 16-го он был кремирован. Пристли, выступавший когда-то на его юбилее, сказал у его гроба речь о «великом провидце нашего времени». После кремации оба сына (между ними была разница в тринадцать лет) взяли урну с его пеплом и позже рассыпали его с острова Уайт по волнам Ла-Манша. По завещанию, составленному незадолго перед смертью, деньги, литературные права, дом были поделены между ближайшими родственниками – детьми и внуками; прислуга и близкие не были забыты; Муре было оставлено сто тысяч долларов.

Как переживала Мура тот внутренний ад, который Уэллс носил в себе в последние годы жизни и который к концу жизни так измучил его? Что она чувствовала с ним рядом в непрерывной близости, видя, как постепенно разрушается духом и телом этот крепкий, самоуверенный, своевольный и трудный человек? Она не оставила ни устного, ни письменного свидетельства о своем душевном состоянии в это время. Но есть одно косвенное свидетельство, говорящее об основном тоне их любовных отношений, окрасившем последние десять лет их совместной жизни и ее дальнейшую жизнь уже без него, которое дает хотя бы частичный ответ на этот вопрос. И так как у нас нет прямых свидетельств, то это косвенное до некоторой степени восполняет этот пробел.

Муру недаром называют в примечаниях к некоторым документам, относящимся к Горькому, его переводчицей. В течение пятидесяти лет она перевела на английский, среди других книг, несколько его пьес и несколько десятков рассказов. Но профессионализма, к которому она так жадно стремилась, у нее не было – ни в выборе книг для перевода, ни в осуществлении самой работы, и, может быть, поэтому она так безуспешно его искала. Это может показаться странным, но невозможно в точности сказать, сколько всего томов было ею переведено с того времени, когда она трудилась с помощью Б. Кларка над «Судьей» Горького в 1924 году, и в том же году над его «Заметками из дневника», и над сборником его избранных рассказов [79]. Роман Сергеева-Ценского по-английски вышел в 1926 году. Неудачи с «Детством Люверс», с «Очарованным странником» и письмами Чехова к Книппер ненадолго обескуражили ее, но, может быть, потому, что некоторые книги в течение пятидесяти лет переводились ею с участием другого переводчика, а иные – под редакцией или с предисловием настоящего профессионала, в ее переводах чувствуется какая-то неуверенность, дилетантизм, что-то как бы случайное, и далеко не все книги отмечены даже в самых полных библиографиях. Больше того: с некоторых переводов ее, вышедших позже вторым изданием, было снято ее имя, видимо, они так много чистились и исправлялись, что от ее работы почти ничего не оставалось. Были переводы, которые она подписывала Мария Закревская, другие – Мария или Мура Будберг, третьи – баронесса Будберг. В некоторых библиографиях (всегда неполных) она помещена под фамилией Бенкендорф. Но особенно чувствуется случайность этой продукции, слишком часто – дурной вкус в выборе переведенных книг. Казалось бы, по ходу вещей, она должна была переводить с русского языка на английский сочинения Горького, но это было совсем не так: Горького переводил в 1920-х годах С. Котелянский, то в сотрудничестве с Леонардом Вульф, то с Вирджинией Вульф, то с Кэтрин Мансфильд, то с Миддлтоном Мэрри; его переводили и Бакши, и Герни, и многие другие. Всего у Горького до конца 1920-х годов было сорок три переводчика с русского на английский язык.

В конце 1920-х годов все переводы произведений Горького перешли в Москву, в Госиздат, в отдел переводов на иностранные языки. Таковы были условия контракта с Госиздатом, подписанного Горьким. Но в 1927 году Мура сделала один опыт перевода с английского на русский – это были три негритянские одноактные пьесы. Горький, исправив их, послал Тихонову. Он писал: «Подписать их можно: перевод М. Закревской. Найдется храбрый театр и поставит их за то, что они негритянские». Ни напечатаны, ни поставлены пьесы не были.

Мура после первых опытов уже в 1930 году вернулась к переводам на английский. Это были воспоминания Наталии Петровой (под этим псевдонимом скрывалась русская аристократка, пережившая годы революции в России) «Дважды рожденная в России». Женские мемуары о русской революции, голоде и гражданской войне в эти годы в эмиграции выходили во множестве, и воспоминания Петровой ничем не отличаются от сотни других, только разве что восторженным предисловием Дороти Томпсон, журналистки с именем в эти годы и лично знакомой Муре через Уэллса. Между предисловием и текстом есть неувязки: Томпсон пишет, что Петрова воспоминаний выехала из России в 1928 году, а Петрова – что она выехала в 1924 году, «промучившись семь лет» на родине и выйдя замуж за иностранца, который ее вывез. Октябрьскую революцию Мура называет «беспорядки», а военные марши – гимнами, которые игрались на похоронах.

В 1939 году у Муры произошла неудача с «Розой и крестом» Блока – это легко было предвидеть: молодой тогда актер и драматург Петр Устинов попросил свою мать перевести эту драму в стихах на английский язык, и та пригласила Муру ей помочь. Из этого сотрудничества, однако, ничего не получилось: «Роза и крест» оказалась за пределами возможностей обеих дам. В том же году Мура выпустила под редакцией и с помощью А. Ярмолинского и с предисловием Олдоса Хаксли том избранных рассказов Горького, который оказался ее главным вкладом в коллекцию переводов Горького на английский язык. Этот том был переиздан два раза – в 1942 и 1947 годах.