Железная мистерия - [21]

    Рост

    войск,

          счет

          бомб!

Ыу, ыу!

          Вождь высказан

    мысль:

    «Плач

          есть

          вздор!»

Вой труб!

          Скрой выстрелы,

    Вскрик

    дыр,

          всхлип

          нор?

Автомат

Ха-ха!

      Товарищи с юмором.

Блоха —

       а какие шум и гром!.

Прозревающий, проходя краем плаца

Вот они, множества,

            Жругром когда-то

    Засосанные

              и вброшенные

Во чрево кароссы, —

                   из Русского Сада

    Ростки, безвозвратно скошенные…

Чугунные дети, садам соседа

    Гибель нести послушные.

Неизвестный

Скажите одно: какова расплата

Тем, кто несчастных уродовал?

Прозревающий

Наш разум

         не приспосабливал лота

    К промерам мира загробного.

Сначала вглядись в крепостные устои

    Сквозь цоколь, сквозь пьедестал:

Видишь — там — потайную, пустую,

    Нишу черную…

                  как кристалл?

Неизвестный

Да… как будто там вьются стаи

С жгучим взором… почти без тел.

Действительно, в черном кристалле Цитадели обозначается как бы особая ниша, схожая с усыпальницей. Там совершается чье-то однообразное движение, чей-то медленный с интервалами ход по кругу. Будто ворожащие существа выполняют заклинательное действо вокруг спящего.

Монотонные голоса

— Вот, сторожим

               Твой сон…

— Верно храним

               Твой сан…

— Длит на земле

               Твой сын

Путь к всевладычеству.

— Плещет над ним

               Наш кров;

— Злобой миров

               Он прав, —

— Нами творим,

               Он — миф,

Бич человечества!

Голос неподвижно-лежащего — сквозь сон

Не раньте проклятыми чарами

    Хоть час… лишь миг…

Дайте хоть совладать с укорами,

    Что знал…

               ждал…

                      мог…

Ворожащие

— Сильнее тебя

              Твой ореол:

— Вырос над гробом

              Мистериал, —

Не разорвал

              Сам Азраил

      Пут —

        уз…

           вервия…

— Сын твой залит

              Светом твоим,

— Стяг твой шумит

              К дальним краям,

— Млатом твоим

              В горнах куем, —

      Мы:

        рать

           первая!

Иная мелодия, женственная и завораживающая, возникает из недоступных глубин: не то — колыбельная песня, не то — заупокойное волхвование.

      — Крепче усни,

      Бедный герой,

В долгом Преддверии смерти второй.

      Будь глубока,

      Дрема, века,

В толще подземного материка!

      Весь хрусталем

      Крыт саркофаг…

Складками ластится траурный флаг…

      Окружено

      Хладным огнем

Ложе страдания ночью и днем.

      Спи, мой герой:

      Я ворожу,

Я фимиамами сон окружу,

      Остановлю

      Дни и века

В лоне чугунного материка.

Неизвестный

      О, узнаю: это — она,

   Недостижима — и вечно темна:

Мне сквозь Народную Душу звучал

      Голос ее…

      Звезды ее

Мчались, гудя, по окрайнам вселенной

      В гулкую пустоту…

   Ради чего же сошла она в тленную,

      В душную крепость ту?

Прозревающий

То — не она, ослепленный обманом!

         В сумрачных песнях

         Хищных кудесниц

     Эхо ее отдается всегда,

Царство ж ее — за последним туманом,

         Глубже черного лада.

Неизвестный

Да, я предвидел… Неясным чутьем

     Горько расслаивал эти напевы.

         Космос и хаос,

         Если казалось,

Будто струит их в мечтанье моем

         Высь Приснодевы…

Прозревающий

Если миры Приснодевы заронят

В душу сиянье — двоя этот блик,

Тихо возникнет на призрачном троне

Женственный, вероломный двойник.

В этом — закон твоей узкой тропы,

         Скользкой тропы…

         Страшной тропы…

С моря поднимается ветер. Цепочки фонарей вдоль набережных и проспектов раскачиваются, мерная, как звезды в угольно-черных небесах. На перекрестке — замешательство, топот бегущей от набережной толпы обывателей.

Вскрики

— Черный корабль!

              — Вновь эта тень!

— Ящиком… гробом…

              без парусов…

— За город дунь!

              — Вновь этот недруг!

— В рытвины… в недра…

              — Крепче засов!

Большинство пешеходов продолжает двигаться, как бы ничего не слыша. Но обучавшиеся на плацу бросаются врассыпную.

— Бежим, пока в жертву

                тиран нас не выдал!

— Везде его жерла!

                 — Везде его идол!

Часть обучавшихся бросается на колени перед Цитаделью.

— Владыка! Мы зоркой страже

Доверили наши «я», —

Спаси, человеко-боже,

От слуг ино-бытия!

Наместник — с балкона десятого этажа

Очень жаль. Суров

Мировой закон,

И уж недалек

    Час,

Как преображен

Гением веков

Будет он для всех

    Нас.

Церковный политик

Строен, хоть угрюм

Контур пришлеца

С кружевом нагих

    Райн^{31}:

Замкнутые в трюм

Выпьют до конца

Оцет^{32} мировых

    Тайн.

Массовик-затейник, подхватывая

Разве не туризм —

Рейсик в океан:

Отдых… упокой

    Душ…

Всякому порой

Хочется в туман

В провинциализм,

    В глушь.

Растерянные возгласы

— Но… как же?.. Там вовсе

Не отдых… не дрема…

Эстрадник, фиглярничая сбоку

Народ испугавси.

Подумаешь, драма!

Крики отчаянья

— Но вы ж нам твердили,

Что это не больно…

— Что сладко в могиле

Уснем добровольно…

— Бубнил же ваш гений,

Что смерть нас не мучит…

— Что мрак без страданий

Он всем обеспечит!

Цитадель безмолвствует. Из кварталов на плац выскакивают люди-циферблаты и люди-авиабомбы.

Вопли

— Но я же был вам полезен!

— Но я ведь насквозь железен!

— Я вашим врагам был грозен!