Железная хватка графа Соколова - [34]
— чувство собственного достоинства. Но то, что произошло нынче, оскорбит и возмутит каждого честного человека.
Начнем с того, что полиция в лице своих худших представителей все больше напоминает шайку разбойников, которая готова растоптать любую светлую личность. Кто не знает уважаемого всем городом и его окрестностями замечательной души человека, альтруиста, бессребреника, доктора, сверлившего и выдиравшего зубы по первой просьбе трудящихся, г-на Бренера?
И вот под знаменем попрания человеческих и гражданских прав этот прекрасный человек был сегодня захвачен полицией. Сначала его ранили в правую руку. Затем, истекающего кровью, хотели отравить. Но, разбираясь в медикаментах, г-н Бренер проявил выдержку и яд принять категорически отказался. Тогда полиция избила его до бесчувствия и бросила в больницу для чернорабочих, надев на него наручники, хотя не только бежать, самостоятельно передвигаться замечательный доктор не может.
Более того, поместили доктора в угловую, сырую, одиночную и неотапливаемую палату, которую хочется назвать камерой. Через всю эту жуткую историю красной нитью проходит вопрос: доколе? Доколе можем терпеть унижения? Кто теперь нам вставит и выдернет? Может, наконец-то всеми уважаемый г-н губернатор накажет сатрапов в полицейской форме? Пришла, товарищи, пора призвать к ответу виновников безобразий!
Рогожин, Дьяков и Кох, читая заметку, надрывались со смеху.
Тираж любимой газеты в тот день вырос в три раза. Заметку читали вслух на базарах, в чайных, на завалинках. Одни ругали полицию, другие одобряли: «Просто так не ранят и не изобьют! Стало быть, оказывал грубость и не желал подчиняться! Пустой человек доктор, полицию всякий бояться обязан. Народ совсем нынче избаловался!»
И толпами шли к больнице, желая воочию видеть такую знаменитость, про которую в газете пропечатали и про которую прежде по темноте своей слыхом не слыхали.
Труп дантиста был своевременно, еще с утра, доставлен в больницу. Полицейский доктор Субботин, боящийся мертвецов до полного ужаса и онемения в членах, под присмотром Соколова все-таки провел необходимую операцию, которая должна была позволить бывшему
альтруисту не смердеть день-другой.
Покойного террориста положили лицом вниз, накрыли одеялом и зажгли неугасимую лампаду.
Возле дверей устроили сменяемый пост. Дежурство поручили полицейским нижних чинов, старшим над ними назначили многоопытного Гусакова-старшего.
Полицейские количеством ровно в дюжину расположились в соседнем флигельке, бдительно следя за окном страшной палаты, ибо все были уверены: если террористы захотят спасти товарища, то полезут именно через него.
...Жизнь богата на сюрпризы. Все вышло так, как никто и вообразить не умел, то есть самым невероятным и жутким образом.
БЛУДЛИВЫЙ ПОКОЙНИК
Больничная жизнь до глубокого отвращения скучна. Противней бывает лишь тюрьма.
Скуку эту слегка разнообразят врачебные обходы, процедуры да игры в кости и карты. И вдруг простонародную больницу Саратова всколыхнула радостная новость: в угловой палате под охраной поместили зубного доктора Бренера, который, оказывается, хотел якобы взорвать самого императора.
И вот бедолаги, страдавшие нервной горячкой, Виттовой пляской, падучей, жабой глоточной, перемежающимся удушьем, недержанием мочи и болезнями любострастными, те, которым уже не помогали водка, деготь, баня, скипидар, сосновые верхушки и айровый корень, начали сползаться к заветным дверям.
Тайна великого филера
На другой день после упомянутых событий к дежурству возле страшной палаты с покойником, ровно в четыре часа пополудни, приступил Матвей Иванович Гусаков. Был он многоопытен, ибо служил филером — трудно поверить! — без малого сорок лет. Подобно знаменитому тенору, Гусакова приглашали на гастроли в некоторые города империи, когда там ощущалась острая потребность в филере, так сказать, высшего сорта.
У Гусакова была самая лестная кличка, которую возможно было заслужить — «Человек-невидимка».
Говорили, что еще ни один фигурант не сумел распознать в этом невзрачном человеке, похожем на стертую монету, того, кто тенью следует за ним, с неизбежностью рока приближая конец преступной деятельности злодея.
Формуляр великого филера напоминал выписку из совершенно секретной инструкции по организации наружного наблюдения. В перечне личных качеств начальство отмечало: «М И. Гусаков политически и нравственно благонадежен, честен, трезв, сообразителен, терпелив, не по возрасту вынослив, осторожен и смел, уживчив, откровенен, но не болтун. Обладает внешностью, которая практически исключает запоминание его наблюдаемым».
Но все же был один страшный недостаток, к которому полицейское начальство относилось с настороженностью: «В разговорах с товарищами по службе заявлял, что порой испытывает жалость к тем, за кем следит, ибо знает об их грядущей печальной участи и скорбит об этих загубленных душах».
Сам Гусаков и не предполагал, что его приятели-собутыльники, как и принято в нашем славном Отечестве, донесли своевременно об этом душевном изъяне. И храня свою тайну от начальства, весьма переживал это.
