Желания - [117]

Юдит сперва не поняла, что он имел в виду. Она прекрасно расслышала его слова, но было похоже, что это возобновление прерванного ранее разговора, а она не знала, о чем они говорили до того.

— Вы утверждали, что она интересует вас только из-за сходства с Ирис Ван Браак. В остальном вы находили ее бесцветной, незрелой и бестолковой.

— Я изменил мнение. Юдит ни на кого не похожа.

Крузенбург опешила и продолжила заметно мягче:

— Вы очень изменились, мой бедный Мануэль.

Он облокотился на камин, это была его излюбленная поза.

— Вполне возможно.

— Вы любите ее?

— Вполне возможно.

— Но вы всегда говорили, что останетесь верны памяти Ирис.

Командор произнес одну из своих загадочных театральных фраз:

— Какова разница между любовью и воспоминанием о любви?

Крузенбург не сдавалась:

— А как же наши планы?

— Ваша черная магия все больше надоедает мне, дорогая Констанция. Все это вздор и ерунда. Я уже говорил об этом Сириусу. Развлекайтесь, где хотите, с вашим порошком летучей мыши и заклинаниями, но только не здесь. У меня в отношении «Дезирады» другие планы.

Через приоткрытую дверь Юдит увидела, как Крузенбург побледнела, и подумала, что дива сейчас взорвется. Сириус снова подал певице знак глазами, и та овладела собой. Она подошла к Командору. Тот, как всегда спокойно и лениво, прикурил сигару.

— Вы ее любите, но и вы, в конце концов, падете. Вы любите ее, как никогда не любили никого другого. Других девушек вы только желали.

Крузенбург сделала к нему еще один шаг, изо всех сил пытаясь выглядеть нежной, но это плохо ей удавалось. Она так старалась сдержать себя, что побледнела.

— Разве я желаю вам зла? Мне казалось, мы с вами похожи. Так же, как вас интересуют маленькие глупышки, меня интересуют мужчины. Все, кроме вас, Мануэль. Вы непривлекательны. Малышка прекрасно это сознает. И она вас бросит.

Дракен перестал писать. Похоже, сцена его забавляла.

— Вы говорите о прошлом, Констанция. Раньше вы были правы. Но вот уже несколько дней вам невыносимо жить в этом доме.

По пренебрежительной манере, с которой Командор бросил последнюю фразу, по его взгляду, любопытствующему, какое впечатление она на нее произвела, Крузенбург поняла, что ей предлагают уйти. Она растерялась, но в очередной раз взяла себя в руки и подошла к Командору еще ближе. Дива почти касалась его. Командор попятился. Крузенбург притворилась, что не замечает этого, и вновь спросила сладким голосом:

— Значит, вы ее любите?

Командор не ответил. Певица повторила вопрос. Он снова принялся перелистывать книгу. Она не решалась уйти. Тогда он сказал:

— Я все-таки приеду послушать вас в Оперу.

Это все-таки было выше того, что могла вынести дива. Она взорвалась:

— Ну и оставайтесь здесь один с этой девчонкой! Она никогда вас не полюбит, мой бедный Мануэль, она молода, а сколько лет вам? В конце концов, вы откажетесь…

— Откажусь от чего? Я отказываюсь только от своей первой любви. Ирис умерла, и я страдал о ней долгие годы. Наконец я нашел ту, кто исцелит меня от нее. Юдит будет второй.

— Вы предали то, что было между мной и вами. Именно я вас исцелила. Я спасла вас от себя самого.

— Мы всегда были только сообщниками. Но не любовниками.

Крузенбург рассмеялась мелодичным смехом, который приберегала для тех, кого хотела унизить:

— Подобную возможность я никогда не рассматривала.

Командор не позволил себя задеть:

— Конечно, все наши победы… Хотя мы и пытались властвовать и забавляться любовью, у нас с вами всегда были разные мечты, доводы и представления. Вы, Констанция, любите только саму себя. Любите только свой голос, свой образ на сцене или в глазах тех мужчин и женщин, которых вы соблазняете и уничтожаете, черпая в этом силу для пения. Согласен, наш союз доставил нам много приятных моментов, И, к чему отрицать, несколько мгновений красоты. Но вы любите только свое собственное желание, Констанция, или желание, которое питают к вам.

— Вы тоже.

— Нет, Констанция. Вы избрали ложный путь.

Внезапно Командор показался Юдит менее высокомерным и каким-то надломленным. На пороге комнаты Крузенбург еще немного помедлила. Командор воспользовался этим для последнего удара:

— Пора вам узнать, я больше не нуждаюсь в том, чтобы меня спасали. Я возвращаюсь к магии эпохи Ирис. Белой магии, человечной магии. Юдит белая и человечная.

— Человечная! Да вы с ума сошли! Эта малышка смеется над вами. Она явилась сюда ради своей живописи, только ради живописи. Вы для нее всего лишь модель, а ваш дом — декорация! Эта девочка погубит вас, вы ошибаетесь в ней. А в вашем возрасте, Мануэль, уже нельзя ошибаться!

— В моем возрасте нет больше возраста. Я имею все права. В том числе и право на ошибку.

Командор говорил, словно ему было тысяча лет, и в этот момент его лицо было таким мрачным, что казалось явившимся из давно ушедших времен.

— Вы еще поплатитесь за это, — прошипела Крузенбург.

Командор не дал себя обезоружить:

— Вряд ли я попаду в ад, мадам. Он все время со мной, вам это известно, как никому другому.

Она резко развернулась. Юдит услышала шуршание ткани по паркету. Командор повторил:

— Я все-таки приду послушать вас в Оперу!

И мгновение спустя Крузенбург вышла за дверь, властная и напряженная в своем шелковом платье.