Желания боги услышали гибельные... - [78]

— Я знаю, — неожиданно заговорил Массерано, нахмурившись, — вы считаете меня глупцом…

Джустиниани бросил на графа быстрый изумлённый взгляд: он не то чтобы считал Массерано неумным, скорее находил горестную иронию в том, как оплакивал Вирджилио супругу, мечтавшую отправить его самого на тот свет.

— Вовсе нет, граф, о чём вы?

— О том, что я знаю, зачем она приходила к вам перед смертью, — отчётливо произнёс он.

Джустиниани почувствовал, что его заморозило на теплом майском ветерке. Он угрюмо посмотрел на Массерано, вздохнул и пожал плечами.

— Что вы ответили ей? — тихо спросил граф.

Джустиниани сказал, не поднимая глаз.

— Ничего. Я не собирался помогать ей. За кого вы принимаете меня, если спрашиваете об этом? Я не убийца. Даже если вы обречены Геенне — не мне вас туда отправлять.

Массерано несколько минут ничего не говорил, сидел молча, не отрывая глаз от могилы.

— Ипполита приходила к вам…чтобы… заказать моё убийство? — спросил он полушёпотом.

— Да, вы, на её взгляд, были излишне прижимисты, — кивнул Джустиниани, и тут обмер.

Массерано смертельно побледнел, привстал и тут же снова опустился на скамью — ноги не держали его.

— Она не… Она… она, — он тяжело сглотнул, на его шее судорожно дёрнулся кадык, — она хотела моей смерти?

Джустиниани молчал. Он чувствовал себя последним глупцом. Тупица! Сначала Карло, теперь граф… Он, что, разучился держать язык за зубами? Конечно, слова Массерано о том, что он всё знает, ввели Винченцо в заблуждение: Вирджилио думал, что Ипполита просто хотела сделать его, Джустиниани, своим любовником! А он проболтался! Винченцо не находил слов, чтобы выразить отвращение к себе. Глупец, трижды глупец! Ну, хоть бы подумал, откуда бы Вирджилио мог узнать об этом? Они говорили об абсолютно разных вещах!

Однако когда Джустиниани повернулся к Вирджилио, к своему удивлению, увидел уже мертвенно-спокойный взгляд печальных глаз, лицо Массерано было неподвижным и неотмирно отрешённым.

— Стало быть… — он надолго умолк, задумавшись. Потом тихо спросил, — а кто же убил её?

«Нет уж, как бы не так! Дважды не попадусь», твёрдо решил Джустиниани. Не хватало истории с Трубочистом. Да и знал ли Массерано, что вольт Ипполиты тоже был в ларце Гвидо? Откуда?

— Это Бог или дьявол? — уточнил Массерано, и у Джустиниани отлегло от сердца. — Она была на двадцать лет моложе. Я завещал ей всё, кроме сорока тысяч приданого Елены.

Джустиниани молчал, прикусив язык, всё ещё коря себя за болтливость. Угораздило же…

— Вы смутили меня, — неожиданно продолжил тем временем Массерано, отводя глаза. — Помните, племянник маркиза спросил вас, почему Пинелло-Лючиани не верит в бессмертие своей души? Вы тогда сказали эту жуткую вещь. «В бессмертие души обычно не верят люди, не имеющие души». Я не спал тогда всю ночь. Я вдруг понял. Я творил по молодости мерзкие и блудные вещи, иногда пугался, но страх быстро проходил. Так поступали все, успокаивал я себя. А потом укоры совести и страх исчезли. Но вместе с ними, я понял, исчезло всё. Я потерял вкус жизни. Я умножал разврат, но он не приносил ничего, кроме вкуса мякины, я играл и прожигал жизнь, стремясь прочувствовать каждое мгновение — острей и сочнее, но всё меньше и меньше чувствовал. В старости телесных сил не стало, но смерть… я подумал, почему она пугает? Почему? Что мне терять? Я пресыщен, утомлён и болен. Но что-то во мне боится — боится до трепета. И тут вы сказали… Я понял, что боюсь именно потому, что не верю в бессмертие своей души. Верил бы — не боялся. А не верю потому, что не имею души. Она давно умерла, сгнила во мне. Вы сказали, лечиться бессмертием Бога. Поздно, конечно. Я тогда ночью разыскал Писание. Открылась Книга Бытия: «Не иматъ Дух Мой пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть». Верно. Я старое бездушное животное, для которого Дух Его совершенно недоступен. Это смерть бессмертной души.

Джустиниани резко поднялся.

— «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю», — он подхватил старика под руку и повлёк к храму, — по сути, человек рождается в вечность только тогда, когда осознает, что мёртв.

Он привёл старика к отцу Джулио, счастливому обретением своих очков, кои он только что нашёл под столом.

— Его зовут Вирджилио. Он хочет поверить в бессмертие своей души и в милосердие Божье, — бросил он, — помоги ему.

Отец Джулио кивнул. Джустиниани же, оставив старика в храме, направился домой.

* * *

Когда Джустиниани предупредил Джованну, что она ни в коем случае не должна покидать дом без его ведома, даже если ей надо выйти к аптекарю или подругам, девица подняла на него глаза и, к удивлению Винченцо, послушно кивнула. Он неловко добавил, что должен знать обо всех приглашениях, которые ей присылают. Джованна спокойно выслушала его и снова кротко кивнула. Гулять она может только на внутреннем дворе и только с ним, усугубил Винченцо её тюремный режим. Девица и тут не возразила.

Джустиниани не понял — как, но Джованна словно о чём-то догадалась. Бросив на него быстрый взгляд, она улыбнулась и тихо села за шитье. Весь день была тиха, вышивала, не хлопала дверьми, не поднимала на него глаз, но губы её постоянно были чуть тронуты улыбкой. Иногда она что-то напевала и даже впервые осмелилась погладить Спазакамино.