Желание - [16]

Карим решил не тянуть с наказанием, и сразу после разговора с ним меня вывели во внутренний сад. Обычно наказания исполнялись на площади перед дворцом, чтобы весь город видел как справедливо султан поступает с преступившими закон, будь то нечаянный воришка или доверенный слуга. Однако меня судил не султан, а только лишь его лакей, мнивший себя господином, так что ни о какой справедливости речи не шло.

В саду было жарко и душно, повсюду кружились бабочки и гудели полосатые шмели. Многочисленные цветущие растения своим ароматом сделали воздух тяжелым и неподвижным, он давил на плечи и кружил голову, так что дышала я тяжело и через раз. Помимо меня присутствовали еще двое евнухов и Карим, который решил провести экзекуцию самостоятельно. Слуг и стражи конечно не было — главный евнух пожелал обставить дело в тайне от правителя, опасаясь его гнева.

Я плохо представляла себе, что меня ждет. В родном мире максимум что прилетало на мою долю так это подзатыльник от мамы, да и то после этого она непременно прижимала меня к груди и начинала жалеть. Розги, палки, молитвы, все это маячило в моем сознании смутным пятном и никак не желало оформляться в конкретную мысль или образ. Наверное, поэтому я не боялась до самого последнего момента и взирала на свое наказание отстраненно, как на забавное действо, которое промелькнет перед глазами да и только. Однако когда господин главный евнух приказал поставить меня на колени и собственноручно содрал с моего тела тонкую шелковую рубаху, внутри проснулась паника. И чем больше я смотрела на довольного Карима, тем больше она становилась. Как оказалось, не зря.

— Держите его крепче, чтоб не вырвался, — приказал Карим и зашел ко мне за спину, где долго чем-то шуршал. Затем раздался свистящий звук, который бывает, когда воздух рассекает нечто гибкое и тонкое. Я дернулась всем телом, но удара не последовала. Пугает, сволочь!

За спиной раздался трескучий смех, затем главный евнух подошел ко мне и продемонстрировал несколько длинных серо-зеленых прутов. Картинно взмахнул ими в воздухе и обрушил на ближайший розовый куст с такой силой, что от того остался только остов, да хоровод зелени и лепестков, медленно оседающий в траву. Стало по-настоящему страшно, я с ужасом признала, что мне и трех таких ударов не выдержать, а после пятидесяти я превращусь в мертвый кусок мяса. Спасать же меня никто не рвался. Я снова задергалась в руках своих палачей, но они держали крепко, а тело невольника Осанны было слишком тщедушно, чтобы вырваться из такой хватки. Усмехающийся Карим приблизился, приподнял мне подбородок, заглянул в глаза.

— Отправляйся к Аллаху, маленький демон.

— Все что угодно, лишь бы больше не видеть твою черную рожу! — прошипела я, клацнув зубами у самого его носа. К сожалению, подлец стоял не настолько близко, чтобы я смогла его укусить и все усилия пропали втуне. Разве что только эта выходка немного его развеселила.

Карим отпустил меня, посмеиваясь, погладил по спине, словно рисуя на ней узоры будущих ран. Пальцы у него были потные и оставляли на коже липкий неприятный след. Меня трясло словно в лихорадке. «Хоть бы все поскорее закончилось!» — хотелось мне взвыть, но последние остатки гордости и здравого смысла не позволяли этого сделать. Чем громче буду кричать, тем быстрее все закончится, а так я еще лелеяла надежду, что кто-нибудь остановит этот фарс.

Наконец в уши ворвался знакомый пугающий свист. Я зажмурилась и стиснула зубы, ожидая удара. Один, два, три… ничего. Опять издевается? Тогда почему так тихо? Казалось, даже растения вокруг перестали шуршать.

— Что здесь творится? — раздался в тишине медленный, тягучий и очень знакомый голос.

Хватка чужих рук ослабела, а потом оба евнуха и вовсе отпрянули от меня как от чумной и упали ниц. Я потерла покрасневшие запястья дрожащими руками, осторожно поднялась и только потом рискнула повернуть голову. Открывшаяся глазам картина была достойна описания в стихах: трое внушительных чернокожих валяются лбом в траву, а на них с брезгливым интересом взирает высокий молодой мужчина в богатых одеждах. Волосы у него светлые, в них закреплена инкрустированная драгоценностями заколка, сияющая так, что глазам становится больно.

— Мой господин… — испуганно мычит Карим.

Надо же, выручать меня явился единственный человек, которого он боялся пуще любых пыток, сам светлоокий султан Мехмед.

— Что это ты тут делаешь, Дарюссааде агасы[9]? Никак, портишь жемчужину моего гарема? — голос султана лился патокой, но такой сладкой, что одна капля могла убить.

Карим побелел и еще больше вжался своим могучим телом в землю. Я и не знала, что черная от природы кожа может так выцвести за несколько секунд.

— Стража! — кликнул султан и тут же откуда ни возьмись показались несколько вооруженных алебардами и короткими мечами молодцов, — Возьмите вот этого предателя и передайте палачу, чтобы немедленно отрубил ему голову, за то, что посмел мнить себя выше закона.

Испуганный Дарюссааде агасы подполз к своему повелителю и стал униженно целовать землю перед ним.

— О светлейший, помилуйте! Я лишь не хотел тревожить вас по пустякам…