Желание быть русским - [19]

Как-то в середине девяностых меня позвали на НТВ, и ведущий по фамилии Лобков аж передернулся, когда в разговоре под камеру я произнес слово «русский». Оно в тогдашнем информационном пространстве воспринималось как антоним к слову «интеллигентный». Слыть русским было неприлично, и даже более того. А ведь именно со стеснения или боязни назвать свое племенное имя и начинается исчезновение народа. Многочисленные славяне в Греции, которой Россия помогла освободиться от Османского ига, исчезли в течение двух поколений, так как с них взяли письменные обязательства: именоваться впредь «греками» и не говорить на своем южнославянском диалекте даже в семье. Вам это не напоминает сегодняшнюю Украину? Если ты боишься или стесняешься вслух назвать себя русским, ты почти уже перестать быть им.

Кстати, в основе этих манипуляций лежат западные конструктивистские представления о том, что нация не имеет отношения к генетике, существует только в воображении людей и создается как проект усилиями интеллектуалов из любого человеческого материала. Если принадлежность к какому-то народу можно внушить, то, значит, в этом можно разубедить – и тогда неудобный народ прост исчезнет, как карета, наколдованная из тыквы. К этой теме мы еще вернемся.

Я не случайно вспомнил Лобкова. Спустя лет десять, когда ДНК-анализ вошел в моду, и люди с помощью защечного соскоба стали выяснять свою родословную чуть ли от Ноева ковчега, на НТВ запустили интересную передачу. Известные персонажи, в том числе телеведущие, сдавали в лабораторию биоматериал, а потом, с трепетом вскрыв конверт, объявляли перед аудиторией, так сказать, племенную формулу своей крови, ведь этническая, а тем более расовая принадлежность каждого нашего предка оставляет след в геноме. Многие участники эксперимента были позабавлены и даже ошарашены результатами, ибо, как я уже говорил: национальное самосознание и этнический «коктейль Молотова», текущий в венах, не одно и то же. Но больше всех меня удивил как раз Лобков, он вскрыл конверт, осунулся и мрачно сообщил, что его предки пришли в Россию «через Венгрию». Что это значило и почему так расстроило ведущего, занимает меня до сих пор.

Тем временем в бывших республиках СССР шло спешное строительство национальных государств.

Ударно формировалась новая элита, по преимуществу этнически однородная, в отличие от прежней, советской, которая состояла, как правило, из местной интеллигенции, созданной в процессе «коренизации», а также из тех, кого в свое время прислали на подмогу «запоздалым народам». О том, что стало с нетитульным населением на местах говорить у нас не принято, об этом не рыдают по телевизору, как об отказниках, просидевших два года на чемоданах, прежде, чем отлететь в Вену. Об исходе «оккупантов» из построенных ими городов не снимают кино. В литературе об этом тоже мало пишут, на памяти лишь горькая проза Андрея Волоса про Хурмабад. Зря! Судьба тех, кто в одночасье из сливок общества превратился в беженцев, принимаемых Россией без фанатизма, заставляет задуматься о цене навязанного бескорыстия. Но не будем о грустном: СНГ – территория политкорректности. И, наверное, так правильнее. Да и быстро построить национальное государство по-другому, видимо, невозможно, а благодарность в геополитике – это что-то вроде денежной компенсации за объятия былой любви.

О качестве имперской элиты, прежде всего столичной, у нас тоже говорить и писать не принято. А мы поговорим и начнем с того, что она оказалась чрезвычайно охоча «к перемене мест». Как-то я встретил на Сицилии бывшего секретаря горкома комсомола, в 1990-х занявшегося бизнесом.

– Ты чего здесь делаешь?

– Живу.

– А как ты сюда попал? – обалдел я.

– Стреляли… – усмехнулся он.

Каменный топор и телевизор

И при царях, и при генсеках, и при президентах правящий класс в России отличался многоплеменным составом. Пройдитесь по старинным и новым престижным кладбищам, московским или питерским… О таком интернационале даже Маркс с Энгельсом не мечтали. К тому же в СССР, в самом деле, неуклонно росло число межэтнических браков, особенно в больших городах. Детям из смешанных семей, где всерьез восприняли коммунистические идеи, проще было считать себя «советским», нежели мучиться самоидентификацией. А это порой не такой уж простой выбор. Лично для меня вопрос, кого я люблю больше – маму или папу – в детстве был самым сложным, но так уж получилось, что обе ветви нашей семьи происходят из Рязанской губернии. Мне легче.

В итоге в стране завелась особая страта людей, образованных и даже чиновных, но с затрудненной или вытесненной из сознания национальной доминантой. Более того, многие из них, по моим наблюдениям, стали считать свою «бесплеменность» признаком избранности. Извините за параллель, но именно так лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией полагают себя существами более высокой пробы, нежели «натуралы», и стремятся не только легализовать, но и навязать, порой агрессивно, свои предпочтения обществу. Люди с «бесплеменным» мироощущением тоже иной раз раздражаются, замечая, как другие, видимо, от темного бескультурья заморачиваются национальной проблематикой. Один радиоведущий объявил слушателям, что он по национальности «москвич». Почему бы и нет, но странно как-то, что эти «москвичи», проворовавшись, скрываются не в чащобах Лосиного Острова, а в Англии, США или Израиле. Один мой литературный приятель, напившись, рыдал оттого, что не может понять, кто он по роду-племени, и эта драма нашла отражение в моем романе «Гипсовый трубач», я имею в виду удивительную историю Жукова-Хайта. Я вообще считаю, что симбиотический спор, возникший между евреями и русскими в 20-м веке, еще не получил достойного отражения в нашей литературе.