Жду ответа - [83]

Но во что-то верил.

Верил, что когда наконец найдет Хейдена, когда тот наконец возникнет в безмерной дали, то почует. Сработает некий экстрасенсорный радар близнецов. Взвоет сигнализация, он почувствует это всем телом. В душе отзовется вибрационный сигнал сотового телефона. Если бы Хейден был внутри этой постройки, Майлс почуял бы.

— Не то место, — пробормотал он.

Но Лидия лишь безучастно на него взглянула. Положила ему на плечо руку в перчатке.

Ш-ш-ш-ш-ш.

Она всматривалась с рьяным, почти лихорадочным вниманием. Он вспомнил игрока в азартные игры, ту молитвенную секунду с затаенным дыханием, когда замедляется колесо рулетки и, наконец, серебряный шарик устраивается в ячейке.

Она смотрела так сосредоточенно и уверенно, что он невольно усомнился в собственных инстинктах.

Может быть. Может быть, это возможно?

Казалось, она знает что-то, чего он не знает, — в конце концов, вела свое расследование.

Вдруг Хейден действительно здесь? Что им тогда делать?

Майлс с Лидией стояли в стороне от постройки, а мистер Итигаитук подходил к деревянной лестнице.

Они наблюдали, как он пригнулся, скрадывая каждый свой шаг. Вместе наблюдали, не дыша, как он взялся за ручку двери.

Дверь не заперта.

Майлс закрыл глаза. Хорошо, подумал он.

Так. Да. Вот так.

Постройка пуста.

Дверь не совсем гладко открылась, и мистер Итигаитук довольно долго стоял, всматриваясь внутрь. Потом оглянулся на них.

— Никого, — сказал он, и чары, наконец, развеялись.

Майлс с Лидией оба сообразили, что стоят далеко, как бы дожидаясь, пока мистер Итигаитук обезвредит бомбу.

— Ничего, — критически объявил мистер Итигаитук и бросил на обоих сдержанный обвиняющий взгляд. — Давно никого не было.

Очень давно, понял Майлс. Пожалуй, год или дольше. Это стало ясно по грибному подвальному запаху, когда они вошли внутрь.

Переднее помещение размером с половину трейлера застелено серым ковровым покрытием и полностью лишено какой-либо мебели. К пробковой обшивке стен прикреплены клочки бумаги, трепещущие на ветру, напоминая всполошившийся курятник.

— Эй! — крикнула Лидия, но голос прозвучал слабо и тщетно. — Рейчел! — окликнула она и нерешительно шагнула в дверь, ведущую в другую каморку. — Рейчел?..

Дальше темнее.

Не полная тьма, а сумрак, как в номере отеля с закрытыми ставнями, и запасливый мистер Итигаитук вытащил из кармана фонарь, щелкнул кнопкой.

— Черт побери, — сказала Лидия Барри, а Майлс ничего не сказал.

Здесь, в следующей комнате, вдоль стен стоят складные столы, как в школьном кафетерии. И какое-то ни на что не похожее оборудование — большие приземистые прямоугольные аппараты с острыми зазубренными зубцами; ареометры поменьше, похожие на детские ветряные вертушки-трещотки на палочке; картотечный шкаф без ящиков, папки разбросаны по полу.

Залежалый запах старой одежды усилился, и мистер Итигаитук направил луч фонарика в сторону, где Майлс увидел кухню и кладовую. В раковине высится груда грязных тарелок, на поверхности шкафчиков пустые банки и обертки от шоколадных батончиков, нижние дверцы открыты, внутри почти пусто.

На столе коробка зерновых хлопьев «Кап-н-кранч», выцветшая почти до неузнаваемости, рядом миска, ложка и банка из-под консервированного молока.

Мистер Итигаитук мрачно оглянулся на Лидию, подтвердив рассуждения Майлса. Здесь годами никто не бывал. Ничто близко даже не отозвалось.

— Черт побери, — выдавила сквозь зубы Лидия Барри, вытащила из сумки фляжку и приложилась. Лицо осунувшееся, усталое, рука тряслась, протягивая фляжку Майлсу. — Я была так уверена, — сказала она, когда Майлс взял плоскую бутылку. Задумчиво посмотрел на нее, пить не стал.

— Да, — сказал Майлс. — Тут он мастер. Умеет одурачить. Можно сказать, это дело всей его жизни.

Вернул ей фляжку, она снова прижала ее к губам.

— Очень жаль, — сказал Майлс.

Это происходит уже так давно, что ощущение стало привычным — спешка, предчувствие, буря эмоций. И разочарование. Спад, разрядка напряжения, сожаление и печаль в своем роде. Вполне можно сравнить с разбитым сердцем, думал он.

Тут они оба взглянули на мистера Итигаитука, который прокашлялся, стоя в нескольких ярдах у темного входа в дальнее помещение.

— Мисс Барри, — сказал он. — Взгляните сюда.

Там была спальня.

Они стояли в дверях, всматриваясь, и именно оттуда шел самый сильный запах старой земли и залежалой одежды. В узком пространстве едва поместилась кровать и несколько полок, но оно экстравагантно оформлено.

Оформлено? Подходящее слово?

Вспоминается тема, которая обсуждалась на курсе изобразительного искусства в университете Огайо. «Брутальный стиль», — говорил профессор. Бунтарский стиль: и Майлс вспоминал тогда диорамы и статуи, которые создавал в детстве Хейден.

«Декор» помещения в том самом стиле, только более сложный, затейливый. К потолку подвешены мобили, разнообразные оригами — рыбки, лебеди и фазаны, раковины наутилуса и вертушки, — облачка из ваты, погремушки из камешков, слайды, снятые микроскопом. Полки забиты поделками, которые Хейден смастерил из камней и костей, обрезков ногтей, щепок, банок из-под консервированного супа, пластиковых упаковок, клочков ткани, перьев, меха, деталей компьютеров, всякого непонятного хлама. Некоторые творения составляют цельную картину — Майлс достаточно долго служит в «Чудесах Маталовой», чтобы узнать кое — какие изображения на картах Таро. Вот четверка Мечей: крошечная фигурка из глины, грязи или теста лежит на картонной кровати, накрытая крошечным одеялом, выкроенным из кусочка вельвета, а над кроваткой три обрезка ногтей в виде полумесяцев рогами вниз. Башня — конус из камешков с двумя приклеенными крошечными человеческими фигурками, бросившимися с вершины.