Жди гостей - [38]

У нее вид совсем не дуры, что очень редко случается с женами киноактеров.

– Да, понимаю, мадам Лавми.

Я считаю, что на рану надо накладывать бальзам. Мне нелегко ожесточиться против несчастной матери, которая и так испытывает муки... Но, чтобы отыскать самородки, надо погрузиться в глубину ручья...

– Поговорим о деле, – предлагаю я. – Я хотел бы написать какую-нибудь классную статью, которую пока никто не догадался написать...

– В самом деле?

– Семейная жизнь известной кинозвезды. Вы и ваш сын, мадам Лавми... С кучей фотографий... Что вы об этом скажете?

Когда глядишь на темную кожу ее лица, немыслимо вообразить себе, чтобы она покраснела. И однако это так.

Милая, очаровательная персона приобретает один из оттенков цвета угасшего пепла. На мгновение она закрывает глаза, будто пытаясь почерпнуть мужество в глубинах своего существа. (Красиво, да? Я становлюсь академичным. Чем они там занимаются, в этой Гонкуровской академии?..45 Они сушат себе мозги, изнашивают очки, чтобы отыскать наиболее занудную книгу сезона, в то время как у них буквально под рукой, на расстоянии телефона, находится талантливый парень, до отказа набитый идеями, с меняющимся скоростным режимом, обладающий потрясающим стилем, образы которого попадают в самую точку, поскольку он все-таки из полиции! В общем, неизбежно наступит день, когда признают мой гений, в противном случае, нет в мире справедливости.)

Мне кажется, что миссис Лавми вот-вот потеряет сознание. Однако эта женщина, словно Лябрюйер: у нее есть характер46. Когда она открывает свои прекрасные пылающие глаза, то выглядит царственно спокойной.

– Это в самом деле хорошая мысль, – говорит она. – Только я несколько дней буду отсутствовать. Хотите, мы встретимся на следующей неделе?

– Увы, я обещал своей газете сенсационную статью в завтрашний номер.

– Невозможно, я сейчас уезжаю.

Короткое молчание. Это реприза. Я продолжаю свою макиавеллиевскую игру.

– Тем хуже, мадам Лавми... В таком случае, мне придется сделать статью о Фреде и его сыне...

Если бы я был в домашних тапочках, я бы дал себе под зад. На этот раз она вынуждена была прислониться к стене.

– Нет, оставьте моего малыша в покое, – глухо проговорила она.

Я срочно провожу совещание в верхах и держу следующую речь, тут же переводимую на столичное наречие и на арго Ля Виллет: «Мой красавец Сан-Антонио, ты известен остротой своего психологизма. Если ты достоин своей репутации, то исповедуешь эту девушку за время, меньшее, чем понадобилось бы Берюрье, чтобы сморозить какую-нибудь пошлость».

Закончив, я приступаю к голосованию. Предложенная мной повестка дня принимается абсолютным большинством.

– Видите ли, мадам Лавми, у нас во Франции есть поговорка, которая, безусловно, должна иметь свой эквивалент в Штатах и которая гласит, что молчание – золото. Я же считаю, что это нелепая выдумка. Если бы на нашей планете царило молчание, нам бы, согласен, удалось бы избежать Азнавура47, но мы лишились бы также и Моцарта, что было бы очень грустно...

В этот момент я использую на практике теорию 314-Б выдающегося мастера рыбной ловли на удочку, то есть я напускаю тумана. Я будоражу ее сознание, как будоражат самый чистый анисовый ликер, добавляя туда несколько капель воды.

– Я полагаю, что похищение ребенка карается в Соединенных Штатах смертью? – вкрадчиво говорю я, глядя на нее.

Сейчас у нее такой вид, будто она схватила рукой раскаленный утюг с обратной стороны.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы это хорошо знаете. Некая мадам Унтель похитила вашего маленького Джими... Затем она исчезла сама, и только что ее нашли утонувшей.

Она хватается за мою руку.

– Мертва! Скажите же, миссис Унтель мертва?

– Я держу ее труп, он в вашем распоряжении. Вы хотите заставить меня поверить, что вам об этом ничего неизвестно?

Ей нет необходимости это опровергать. Ее потрясение красноречиво говорит само за себя. Какое-то мгновение я колеблюсь. Место для крупного объяснения выбрано неудачно. Тем более, что молодая женщина находится на пределе своих сил, и в любой момент с ней может случиться нервный припадок. Хорош бы у меня был вид, если бы это произошло!

– Едемте со мной! – говорю я.

– Куда? – находит она силы выдохнуть.

– Ко мне... И не бойтесь...

Парикмахер отправился открывать свое заведение перед самым концом рабочего дня, то есть можно считать, что он ушел его закрывать. Но он не может провести целый день, не читая «Экип», даже если его любовница изъята из обращения, как вульгарная купюра в сто су. Берю снова заснул... Мама делает Джими туалет. Такова расстановка различных протагонистов моей истории, когда я прибываю в Сен-Клу, поддерживая под руку мадам Лавми, терзаемую отчаянием.

Из ванной доносится мамин голос. Фелиция напевает «Маленькие кораблики», а сорванец Джими щебечет от удовольствия. Он еще не понимает по-французски, к тому же он совсем еще не знает, к счастью для себя, что такое человек, но он чувствует, что с Фелицией хорошо.

– Входите, – говорю я своей спутнице.

Она делает шаг в сторону двери, замечает своего ребенка, издает громкий крик и устремляется к нему.

Не стоит описывать вам эту сцену. Это заставит вас проливать слезы, а погода и без того сырая.