Жажда над ручьем - [6]
С т о р о ж е в. А трезвость?
В а р я (Сторожеву). Эх вы, трезвенник! Не стыдно?
Ш у р а. Варя, не вмешивайся!
С т о р о ж е в (Варе, резко). Что, скучно стало?
Б о р з о в. Неужели, Борис, тебе этого не понять — прийти в пустыню, в снег, в полярную ночь, ничего еще нет, даже на карте тебя еще нет, даже палаток еще не поставили, одни костры пока, но ты знаешь — все будет! Ты-то знаешь! И утром скажешь: начали! — и все зашевелится. И — будет! Неужели?!
Ш у р а. Пожалуй, не так уж плохо быть мужчиной.
В а р я (торжествующе). Ага!..
С т о р о ж е в (Борзову). Нет, понятно. Мне понятно. Только я хочу наперед знать: то, что я делаю, — самое точное, верное, единственно необходимое. Я за оптимальные варианты. И за эту твою фантазию в оптимальном варианте. Плюс расчет. Плюс безошибочность. Плюс рентабельность. Я за это.
В а р я. Ну вот, божий дар с яичницей!..
С т о р о ж е в (Борзову). Ты все-таки прочти на досуге эту бескрылую арифметику.
Б о р з о в (отходя). Ладно. Крохобор из меня все равно не получится, Борька. Не обижайся, я — вообще. Разные мы темпераменты. Тем лучше. Плюс и минус, а в итоге получается молния. Люблю это занятие — молнии метать!.. (Кинулся к удочке.) Клюет! Будь я неладен — клюет!.. (Вытащил удочку, на крючке — малек.)
Ш у р а. Хорош улов!
Б о р з о в (искренне огорчился). Осетры тут не водятся, это я знал, но чтоб такая мелочь…
В а р я. Эх вы, громовержец…
Ш у р а. Пойду откупорю бычков в томате, это верней. (Ушла.)
Б о р з о в (бросил малька в реку; Сторожеву, серьезно). А я хочу осетра поймать, Борис, вот какое дело. Пудового, не менее. Я, Борька, вытяну.
В а р я (Борзову, неожиданно и вызывающе). А вот ведь слабо вам прямо сейчас, ночью, Москву-реку переплыть?!
Б о р з о в (усмехнулся). Испытание водой?
В а р я. Слабо?!
Б о р з о в (снимая с себя рубаху). Волгу! Тихий океан! Нет ли у вас под рукой какого ни на есть океана?! (Отдает Сторожеву листки с записями.) Утону — напечатаешь в газете вместо некролога.
С т о р о ж е в. Пижон ты, Женька.
Б о р з о в. По требованию публики! (Пошел к реке.)
В а р я. Я не шучу!..
Б о р з о в (на ходу, весело и серьезно). Я — тоже. (Ушел.)
Пауза.
В а р я. Он хорошо плавает?
С т о р о ж е в. Будем надеяться. (Листает свои записи.)
Пауза.
В а р я. Я наш Серебряный бор ни на что не променяю. А вы вот и не слышите, как сейчас тихо. И даже от воды пахнет хвоей. И от земли тоже. И — сверчки…
С т о р о ж е в (серьезно). Я вот все пытаюсь вас разгадать — что вы за явление такое?
В а р я. Уж лучше бы вам в «Огоньке» кроссворды разгадывать.
Подошел Ф и л и п п.
Ф и л и п п (Сторожеву). Шумный у вас диспут был, на весь лес орали.
С т о р о ж е в. А ваша точка зрения?
Ф и л и п п (не сразу). Я прошлым летом на целину ездил, на уборку. На вокзале, натурально, речи, в дороге песни пели, охрипли даже, убирали — опять же сплошная романтика. Кстати, раньше срока убрали. Директор совхоза — тот тоже на энтузиазм все напирал. А осенью я прочел в газете — в том самом совхозе хлеб не вывезли, под дождем сгнил.
С т о р о ж е в (прислушался). Плывет.
В а р я (вскочила на ноги, растерянно). Я пойду…
С т о р о ж е в (обернулся к ней). Что это вы?
Ф и л и п п (схватил ее за руку). Варя!..
В а р я (ему, тихо). Что ты, Филипп? Все хорошо, что ты?.. (Освободила руку.) Мама сумку забыла, а в ней ключи от всего. (Ушла.)
Ф и л и п п. А я ее люблю, видите ли… Сплошной цирк.
З а т е м н е н и е.
Ресторан в современном духе в новых кварталах близ Серебряного бора. Стеклянная стена, за ней как на ладони — новая Москва. Музыка. За столиком — Ш у р а, В а р я, С т о р о ж е в, Б о р з о в.
Б о р з о в. У меня правило — выбираю из меню самые необычайные названия, особенно если не по-нашему пишутся. Судак-орли, картофель-фри.
В а р я. А это просто жареная картошка.
Ш у р а. Так всегда. Придумываем сами себе бог знает что, а потом оказывается — все гораздо проще.
В а р я. Шура сегодня не в форме, не обращайте внимания.
С т о р о ж е в. Странные какие у вас отношения.
В а р я. Что называю Шурой?
Ш у р а. Это она хочет, чтобы обо мне думали, что я молодая.
В а р я. Пока тут дадут поесть — с голоду умрешь.
Б о р з о в (изучая карточку). Сервис.
В а р я (Борзову). А вы за границей бывали?
Б о р з о в. И в соц. и в кап.
В а р я. Ну и как?
Б о р з о в. Домой хочется.
В а р я. Это я и без вас знала, этим все путевые заметки кончаются.
Ш у р а. А я, кроме Рижского взморья, — нигде.
Б о р з о в. В Рио-де-Жанейро все ходят в белых штанах. (Варе.) Пока принесут — потанцуем?
В а р я. Тогда пусть не несут хоть до утра.
Варя и Борзов ушли танцевать.
Пауза.
Ш у р а. Вы танцуете?
С т о р о ж е в. Да. (Привстал.) Извините, пожалуйста.
Ш у р а. Нет, я так. А то официант подумает, что мы все ушли.
С т о р о ж е в (садится). В догадливости меня упрекнуть нельзя.
Ш у р а. Не более, чем других.
С т о р о ж е в. За что вы так нашего брата?
Ш у р а (помолчала). Я довольна жизнью, Борис Андреевич. Хотя давно живу одна. Довольна, представьте. Может быть, даже счастлива. У меня есть Варя. И — работа. Я люблю свою работу, люблю и, кажется, умею резать, я много оперирую. Вот вы сказали: мужские руки…
Пьеса Ю. Эдлиса «Прощальные гастроли» о судьбе актрис, в чем-то схожая с их собственной, оказалась близка во многих ипостасях. Они совпадают с героинями, достойно проживающими несправедливость творческой жизни. Персонажи Ю. Эдлиса наивны, трогательны, порой смешны, их погруженность в мир театра — закулисье, быт, творчество, их разговоры о том, что состоялось и чего уже никогда не будет, вызывают улыбку с привкусом сострадания.
«Любовь и власть — несовместимы». Трагедия Клеопатры — трагедия женщины и царицы. Женщина может беззаветно любить, а царица должна делать выбор. Никто кроме нее не знает, каково это любить Цезаря. Его давно нет в живых, но каждую ночь он мучает Клеопатру, являясь из Того мира. А может, она сама зовет его призрак? Марк Антоний далеко не Цезарь, совсем не стратег. Царица пытается возвысить Антония до Гая Юлия… Но что она получит? Какая роль отведена Антонию — жалкого подобия Цезаря? Освободителя женской души? Или единственного победителя Цезаря в Вечности?