Жажда крови - [20]

– Ну, ну, ваше высочество, – закудахтала сиделка, – мы же не должны поджигать дворец, правда? Император очень огорчился бы.

– Император! – выкрикнул Максимилиан, вытягиваясь по стойке «смирно», несмотря на боль в спине и конечностях, и энергично салютуя. – Умереть за Императора есть высочайшая честь.

Командир орков, в нахлобученном на маленькую голову огромном шлеме, повторил салют выборщика.

– Да, да, конечно, – ответила сиделка. – Но не кажется ли вам, что пора спать, ваше высочество? Вы сражаетесь за Императора уже целое утро.

Максимилиан рассердился.

– Не хочу спать, – заявил он, выпячивая нижнюю губу, закусив белый ус и затаив дыхание. Щеки его покраснели.

– Но выборщику нужно отдыхать. Императору не будет от вас толку, если вы заснете на ходу во время сражения.

– Ладно. Тогда давай спать.

Максимилиан принялся расстегивать форму. Сиделка остановила его, прежде чем он успел скинуть брюки.

– Лучше, наверно, вам не раздеваться, пока вы не будете в своей спальне, ваше высочество. В коридорах дворца в это время года гуляют сквозняки, и вы можете сильно простудиться.

– Простудиться? Сильно? Это мне напоминает времена, когда Император послал меня в Норску. Там дьявольски холодно, в Норске. Полно снега, и льда, и белых волков. Но главное – холодно. Да, в первую очередь там холодно. Норска, она такая. На ужин будут яйца?

Пока выборщик говорил, сиделка ловко оттеснила его от стола, направляя по коридору к комнате для дневного сна. Позади ныл ее сын:

– Можно в следующий раз я буду армией Императора? Вечно я должен быть за орков. Это нечестно.

Максимилиан закашлялся глубоким, мучительным кашлем, идущим прямо из легких, наполняющим рот мокротой. Он промахнулся мимо плевательницы, и сиделке снова пришлось утирать ему усы. Он очень больной выборщик, говорят ему, и нуждается в отдыхе.

– Яйца, женщина! – громыхнул он. – Будут яйца?

– Мне кажется, повар собирался приготовить перепелку, но если вы будете послушным и проспите до трех, думаю, мы сумеем договориться насчет яиц.

Они прошли мимо тикающих часов с маятником, циферблат которых изображал смеющееся солнце, а рабочий механизм был упрятан под стекло.

– Проспать до трех! Это же еще часы, часы и часы.

– Ну, значит, будет перепелка.

Двое высокопоставленных вельмож, жрецы Ульрика, увидели проходящего Максимилиана и низко поклонились ему. Он показал им язык, и они без всяких комментариев прошли мимо. Его не интересовали жрецы Ульрика, высохшие старые глупцы, которые поверх своих длинных носов свысока взирали на героев Империи и пытались заставить его читать скучные бумаги и всякое такое.

– Не люблю перепелку. Люблю яйца. Яйца – славная еда в походе. Яйца на завтрак, и можешь шагать весь день.

Сиделка помогла великому принцу войти в комнату. Она была украшена большими яркими картинами с изображением старого императора Люйтпольда и знаменитых сражений. Здесь был даже портрет Максимилиана фон Кёнигсвальда в молодом возрасте, с женой и маленьким сыном, одетыми ко двору. Рука Максимилиана лежала на рукояти меча.

– Поспите до трех, ваше высочество, и яйца, может быть, найдутся.

– Полтретьего.

– Три.

Сиделка отерла капли с усов выборщика.

– Без четверти три.

– Договорились.

Выборщик принялся подпрыгивать на кровати, радостно выкрикивая:

– Яйца, яйца! Мне дадут на ужин яйца! Вам яиц не дадут, а мне дадут, потому что я герой Империи. Сам Император это сказал.

Сиделка стащила с выборщика форму и укрыла его одеялом.

– Не забудь про генерала.

– Ах, простите, ваше высочество.

Она достала главного солдата из кармана куртки выборщика и положила на прикроватный столик, чтобы принц мог смотреть на него из-под одеял. Он отдал честь фигурке, которая всегда салютовала ему в ответ.

– Пожелайте генералу доброго сна, ваше высочество.

– Доброго сна, генерал...

– И помните, что когда поспите, вы встретитесь с кронпринцем Освальдом. Вы должны поставить свою печать на некоторых бумагах.

Освальд. Засыпая, готовясь смотреть сны о сражениях и войнах, Максимилиан пытался думать об Освальде. Освальдов два. Его отец, старый великий принц, был Освальд. А есть еще другой, помоложе. Наверно, он должен увидеться с отцом, потому что старый Освальд важный человек, тоже герой Империи.

Но кроме того... яйца!

V

Несмотря на дорогой ценой давшееся Детлефу Зирку разочарование в одном Великом и Достойном, кронпринц Освальд произвел на него впечатление. Те, кто вписывает свои имена в анналы истории, на поверку обычно оказываются болтливыми идиотами. Полководец, сдерживавший орды Тьмы, смердит, как помойная яма, ковыряет в носу, а в бороде его запутались кусочки лука. У куртизанки, определявшей судьбы целого города, не хватает зуба, у нее скрипучий смех и манера больно тыкать вас в ребра всякий раз, когда в беседе прозвучит двусмысленность. А философ, чьи идеи изменили весь образ имперского мышления, поглощен ребяческой войной с соседом из-за лающей собаки. Но кронпринц Освальд в каждой детали был похож на героя, который убил чудовище, завоевал принцессу, спас королевство и прославил своего отца.

Он был красивее любого актера – любимца дам, а его поза, расслабленная, но позволяющая мгновенно оказаться в состоянии полной готовности, предполагала атлетизм больший, чем у профессиональных фехтовальщиков или акробатов. Детлеф, привыкший быть центром любой компании, с сожалением признал, что, окажись в комнате толпа женщин, они все, даже если не брать в расчет его общественное положение, столпились бы возле Освальда. А сконфуженный Детлеф остался бы вести беседу с теми неизменными женщинами в очках, с плохой кожей, дурно одетыми, которых красотки всюду таскают с собой, чтобы на этом фоне ярче высветить собственные достоинства.