Жажда и желание - [11]

Они просто едят в комфортной тишине. Когда Нино снова заговаривает, его вопрос оказывается неожиданным.

– Я работаю в баре и часто встречаю забавных людей, – говорит он с некоторой нежностью в голосе. – У тебя есть друзья-люди? Или ты вообще с ними не общаешься?

– Лично я – нет, – говорит Харука. Он кладет палочки для еды и ложку рядом с пустой тарелкой. – Хотя я твердо убежден, что мы должны защищать и поддерживать нашу уникальную культуру, я также считаю, что некоторая интеграция с людьми является здоровой и необходимой.

– Я тоже так думаю, – говорит Нино. – Я считаю, что нужно поощрять позитивные отношения между всеми существами, независимо от их природы. Мой старший брат, Джованни, уделяет этому особое внимание в бизнесе. Он хочет, чтобы вампирские и человеческие компании работали рука об руку, а не только на свою аудиторию.

– Ты добиваешься этого на местном уровне в своем баре, не так ли?

Нино делает быстрый глоток вина.

– Думаю, ты прав. Ко мне приходят как люди, так и вампиры. Мои клиенты-вампиры по своей природе тянутся ко мне, понимаешь? На фундаментальном уровне. Они всегда довольно низкого ранга, поэтому они никогда не доставляют мне проблем. Люди – вот о ком я беспокоюсь.

– В каком смысле? – спрашивает Харука, поднося свой бокал к губам. У него сложилось свое впечатление о людях, почерпнутое из литературы и новостей, но правда заключается в том, что он почти никогда не общался с ними лично. О существовании его расы люди уже давно забыли. Есть исключения, но большинство вампиров высшего уровня остаются в уединении.

В современную эпоху старый мир аристократических вампирских укладов комфортно сосуществует рядом с человеческим обществом.

Нино усаживается поудобнее:

– Ну… они почти всегда пьют слишком много, потом происходит одна из трех вещей – они злятся, становятся неряшливыми или слишком много говорят. Иногда все сразу, но это худшие случаи и довольно редкие. С гневом и небрежностью я легко справляюсь. Чрезмерная говорливость – это, наверное, самое… раздражающее? Они сами по себе не делают ничего плохого, так что мне просто приходится терпеть их выходки. И почти всегда это начинается с игры «Если бы ты был человеком».

Харука наклоняет голову, хмуря брови.

Он дико заинтригован этим открытием. Для него Нино как антрополог, который глубоко исследовал и изучил опасный вид – вид, который в прошлом одновременно и боялся, и дискриминировал вампиров.

– В чем заключается игра? – спрашивает Харука.

– Она начинается с вопроса «Сколько тебе лет?». Обычно ни с того ни с сего, без всякого контекста. Они, наверное, всю ночь сидели, смотрели на меня и думали об этом. Я говорю, а на меня в ответ смотрят долгим взглядом. В конце концов я слышу: «Если бы ты был человеком, тебе было бы…» Вставляют случайный возраст. Как будто им нужно установить какие-то рамки отсчета, чтобы я вписался в их представление о жизни. Они не могут просто принять, что мне сто двенадцать. Затем, в зависимости от человека, я начинаю получать случайные вопросы о культуре «Вы знали Муссолини?» или «А как насчет Помпеи?». А я отвечаю: «А что насчет Помпеи? Разве ты не слышал, что я сказал, что мне всего сто двенадцать лет?»

Харука хмурится в недоумении:

– Так какой человеческий возраст они обычно присваивают тебе?

– Обычно что-то между тридцатью и тридцатью пятью. Хочешь верь, хочешь нет, но тридцать два – это то, что я слышу чаще всего. Если бы я открывал бар каждый раз, когда человек называл мне это число, я бы стал обладателем франшизы с барами по всей Европе.

Харука качает головой в изумлении:

– Такое бессмысленное занятие… Помпеи.

Они определенно пьяны, когда задают эти нелепые вопросы.

– Я знаю. – Нино пожимает плечами. – Но они наслаждаются этим. Это забавные маленькие игры. И они ведут себя так, как будто это что-то умное – словно мне не твердят одно и то же по несколько раз в неделю.

– Звучит изнурительно. – Харука откидывает голову назад, пригубив свой напиток.

– Бывают вещи и похуже. – Нино улыбается, в выражении его лица сквозит озорство. – Так… если мне тридцать два, значит, ты выглядишь на двадцать девять?

У Харуки отвисла челюсть.

– Я не выгляжу как какой-то слабый, двадцатилетний инфантильный человек.

Когда Харуке еще не исполнилось сто лет, это было достаточно неприятно. Вампиры старше ста лет имеют раздражающую привычку обращаться с молодыми вампирами как с детьми – будто они ничего не понимают в жизни и ее сложностях.

– Это просто гипотетически, для развлечения. – Нино усмехается. – Так на сколько лет, по-твоему, ты выглядишь?

Отведя глаза в сторону, Харука недоуменно отвечает:

– Сто один.

Нино поднимает ладони вверх, в его янтарных глазах появляется опасение.

– Ладно, прости. Я не хотел ничего плохого…

– Ты нанес великое оскорбление Дому Хирано.

Нино застыл, моргая. Такой серьезный.

– Мне очень жаль, я…

Харука ухмыляется, наливая себе еще один бокал вина. Поняв шутку, Нино садится и проводит пальцами по волосам. Он прикрывает глаза, растягивая губы в широкой улыбке.

– Господи.

– Ты будешь немедленно оскоплен и отправлен в подземелье, – чистокровный открыто смеется, его смех озаряет тускло освещенную кухню.