Жажда - [12]

Не потому, что ты его ненавидишь, а потому, что он всегда рядом. Просто так получается.

Что вообще остается от детства? Сны, в которых ты подходишь к своему первому дому и пытаешься открыть дверь, зная, что там – никого? И ты опять такой маленький, что до ручки не дотянуться. Запахи?

Или тот ужас в детском саду, когда все уснули, а ты просидел на своей раскладушке весь «тихий час», потому что вдруг понял, что когда-нибудь ты умрешь? Насовсем. И пододеяльник от этого весь превратился в комок и стал липким. И потом тебя вырвало во время полдника, потому что нельзя пить теплый кефир после таких открытий. А воспитательница сказала – возьми тряпку и сам убирай, никто не будет за тобой тут вылизывать, надо же, какой неопрятный мальчик. И тебя вырвало еще раз. Потому что тебе было всего четыре года. И это не самый лучший возраст для того, чтобы встретить женщину, которой нет никакого дела до твоей смерти. Но ты все убрал.

Короче, неясно – что остается от детства.

На следующий день они не приехали. Ни Генка, ни Пашка. Даже не позвонил никто. Я сел в кресло и стал смотреть на детей. Марина с отцом ушли сразу же после завтрака.

– А ты не пойдешь на работу? – сказал Славка.

– Нет, – сказал я. – У меня пока работы нет.

– Хорошо, – он очень серьезно покачал головой. – А то у папы с мамой всегда много работы, и они с нами не сидят.

– А со мной уже не надо сидеть, – сказала Наташка. – Я скоро на фигурное катание пойду.

– Ты карандаш неправильно держишь, – сказал я Славке. – Давай я тебе покажу, как надо.

– А ты умеешь? – Он недоверчиво посмотрел на меня. – А то бумаги совсем нет. У мамы есть целая пачка, но она ругается. А Елена Викторовна сказала всем на урок белочку принести. Ты умеешь?

У него в голосе зазвучала надежда. Замолчал и уставился на меня.

– Не знаю. Давай попробуем. Только лучше рисовать на полу. Я люблю рисовать лежа.

Он с готовностью сполз со стула.

– Я тоже люблю на полу. А как лежа рисуют?

– Вот так. Ложишься на живот и рисуешь. Понял?

Наташка подняла голову от своих уроков и смотрела на нас.

– Вот так, – сказал я. – Ложишься и потом рисуешь.

Через минуту он выхватил у меня листок, вскочил с места и бросился к сестре.

– Смотри, Наташка! Смотри – как он нарисовал!

Она встала из-за стола, подошла ко мне и тоже опустилась на пол.

– А Барби можешь нарисовать?

– Я хочу покемона! – закричал Славка. – Нарисуй покемона!

Я пожал плечами:

– Не знаю, кто такой покемон.

Наташка сказала:

– Нарисуй Барби.

Потом они попросили Снежную Королеву. Потом ежа. Потом Бритни Спирс и черепашек-ниндзя. Когда кончилась бумага, Славка убежал в комнату к Марине. Вернувшись, он на секунду застыл на пороге, потом подбежал ко мне, протянул целую пачку бумаги и видеокассету, поднялся на цыпочки, закрыл глаза и, сдерживая дыхание, выдохнул:

– Я хочу покемонов. Всех.

Пока мы смотрели мультики, а я рисовал, Наташка со Славкой то и дело бегали на кухню и таскали оттуда чипсы, кока-колу, конфеты и сыр. Часа через два весь пол был устлан бумагами и завален едой. Когда кончились мультики, я рисовал уже просто так. Дети смотрели на мои рисунки и старались угадать – что у меня получается. Славка почти всегда угадывал первым.

– Бегемот! – кричал он, и Наташка огорченно вздыхала. – Страус! Яйцо! Подводная лодка!

Чтобы Наташке не было так обидно, я начал рисовать то, что любят девочки.

– Это, наверное, пудель, – говорила она. – А это сиамская кошечка. А это учительница, потому что у нее в руке есть указка. Это, наверное, стюардесса. А это я не знаю – кто. У нее какая-то странная шапочка.

– Кто это? – сказал Славка, когда я закончил рисовать. – Мы сдаемся. Скажи – все равно никто не угадает.

– Это операционная сестра, – сказал я. – Ее зовут Анна Николаевна.

– А что такое операционная сестра? – спросил Славка, но в это время в коридоре щелкнул замок, и на пороге появилась Марина.

Она в изумлении оглядела усыпанную белыми листами комнату, разбросанные остатки еды, нас, сидящих на полу и глядящих на нее оттуда, помолчала еще несколько секунд и наконец сказала:

– Плакал мой обед. А уроки-то хоть кто-нибудь сделал?

* * *

Когда немного прибрались, Марина сказала, что у Славки сегодня «Веселые старты». А ей надо бежать в редакцию, потому что приехал какой-то американский журналист.

– «New York Times». Знаешь эту газету? Мне обязательно надо с ним поговорить.

Я сказал, что не знаю, но могу отвести Славку вместо нее. Все равно Генка с Пашкой так и не появились.

– Мне нетрудно. Расскажи только, куда надо идти.

Пока у него был урок рисования, я сидел на скамеечке возле школы и смотрел на людей. После обеда стало светить солнце, и снег, который шел последние два дня, быстро растаял. Те, кто опоздал на урок, бежали прямо по лужам. Некоторые поднимали голову и тогда замечали меня. Лучше бы они смотрели себе под ноги. По крайней мере, дома потом не досталось бы за ботинки.

Впрочем, им тоже самим скоро в армию. Пусть смотрят.

«Веселые старты» были только для первоклашек. Поэтому я сел так, чтобы меня не было видно. Только со спины. Пришлось болеть за Славку по звуку. Слушал, как они кричат, когда кто-нибудь прибегает последним. Старались помочь. Орали как угорелые.