Жатва дьявола - [16]

— И не думала, — отрезала Адель.

— Знаю, я же слушал.

— Подслушивал, стало быть?

— Да я не старался разгадывать… про что вы толкуете… Я хотел только узнать насчет нас с тобой, вот и все… Ты же дала мне неделю сроку — неделя-то кончилась.

— Что же ты слышал?

— Да все… почти все. Так, значит, у старика-то ребенок будет? Скажи на милость! Ну в этаком случае мнена «Краю света» нечего делать, какой мне интерес?

— Да ведь нет еще ребенка.

— Нет, так будет… Родится ребенок… Сова-то уж в тягости… вот она все и получит. Вы тут правильно говорили. Надо бы…

— Да. Только не можем мы.

— Кишка у вас тонка, — сказал Фернан, похлопав себя по животу. — Если крепко чего захочешь, не робей. Будь я заодно с вами, взяли бы вы меня в дом, я бы не побоялся…

— Сделал бы?

— Ну, понятно, — ответил он. — Пошла бы ты, значит, за меня замуж, так я бы сделал.

Глава V

Только через год, когда кончился срок траура, Адель вышла за Фернана. Свадебного пира не устраивали, после венчания в церкви и записи в мэрии был семейный, но сытный, мясной обед, и перемена состояла лишь в том, что Фернан не пошел ночевать в хлев, а поднялся вечером в мансарду, и хозяйская дочь разделила с ним ложе.

Каждый сдержал свое обещание, и каждый сделал то, что следовало сделать. Пусть теперь Сова убирается на все четыре стороны со своим младенцем, родившимся летом, — никого она уже не интересовала. Зла ей не желали, так же как и она не желала зла обитателям «Края света», которые, хоть она того и не ведала, расстроили все ее планы. Как-то раз Мари встретила ее в Монтенвиле и в разговоре с нею сказала, что, к сожалению своему, по недостатку средств не может приглашать ее раз в неделю на ферму постирать белье, а ведь это было бы подмогой для матери и для ее малыша. Гюстав умер, умер вовремя, и смерть его, вызванная несчастным случаем, никого не удивила и не встревожила. На «Краю света» его оплакивали, но что ж поделаешь? Да и смерть-то всем на пользу была.

Случилось это в январе. Как раз в тот день под вечер за ним пришел Фернан и повел его на сеновал — посмотреть, хватит ли для скотины сена на зиму, много ли надо его давать. А через минуту батрак вбежал в большую комнату, весь бледный, запыхавшийся:

— Идите скорей!.. Идите все!.. Старик с лестницы упал. Разбился!

Его нашли у подножия лестницы, он был уже при смерти, хрипел.

Мари всплеснула руками, вскрикнула:

— Ой, беда какая! — И в эту минуту она искренне так думала.

— Вон как! Он, поди, спину себе переломил, — проговорил Морис.

— Да и голову тоже разбил, — приглядевшись, установил Фирмен.

Альбер заплакал. Адель прижала его к себе, он спрятал лицо в складках ее платья.

— Как же это случилось? — спросил Фирмен.

— Я впереди поднимался, — стал объяснять Фернан, — а он за мной следом… Верно, оступился и сорвался с лестницы.

Они больше ни о чем не спрашивали: старик умер через час в алькове, куда его перенесли; свидетелями его смерти были вызванные на ферму жандармы — они в это время допивали вино, перед тем как отправиться в обратный путь… Все уладилось. Когда Фернан посватался к Адель и она сказала, что хочет пойти за него, Фирмен без всяких споров дал свое согласие, будто так оно и следовало. Выждали положенное время и поженили их. В семье все знали, что если Фернан и толкнул старика (а в этом они не были уверены), то сделал он это для всеобщего блага и по праву занял свое место. Впрочем, никто не стремился углублять вопрос, и Фернану заранее оказывали доверие: поскольку он становился теперь членом хозяйской семьи и разделял ее интересы, незачем было его остерегаться и опасаться каких-либо подвохов с его стороны.

И жизнь потекла, как обычно, только стало в семье Женетов одним человеком меньше, а вместо него появился другой, не стало старика, пришел молодой. От такой замены хозяйство ничего не потеряло: Фернан теперь был крепко связан с фермой, а он все умел по крестьянству и был работягой; с виду сухощавый, но тощим его не назовешь, скорее уж скажешь, что работа иссушила его. Если б не приняли его в дом, пришлось бы с ним распроститься, — он ушел бы, так как платить ему было не из чего. Больше рассчитывали, что Адель удержит его. Ну и вот, не только ей это удалось, но он как бы сделал взнос в хозяйство, когда вступил в семью.

Можно было бы удивиться, что несчастный случай со стариком Гюставом не произвел на обитателей фермы «Край света» большого впечатления. Не такие уж это были бездушные люди, но по простоте душевной они полагали, что раз беда случилась не по их вине, кручиниться им нечего, так как смерть Гюстава Тубона спасла ферму от великой беды, которую он едва не навлек на нее, поддавшись дурацкой старческой слабости к бесстыжей женщине. Мари, например, видела в случившемся «перст божий», и если ей приходило на ум, что ее зять тут немного замешан, она успокаивала себя мыслью, что в данном случае он был лишь орудием всемогущего господа. Адель не понравился поступок Фернана, но к нему самому она не почувствовала отвращения — наоборот, этому парню, который был у нее первым и решился на все ради своей женитьбы на ней, она отдавалась теперь с дикой страстью, а так как брак принес ей душевное спокойствие, она относилась к мужу с уважением, какого раньше не питала к нему. Что касается Фирмена, — он вздохнул с облегчением, освободившись от жестокого страха. Ведь он так боялся! Все уладилось благодаря тому вмешательству, на которое он не мог бы пойти. Все сделал за него другой и притом избавил его от чувства виновности, которое, как он это знал, жестоко тяготило бы его. Морис, не очень-то любивший Фернана, думал так же, как отец, и примирился с положением. Оба они, не зная того, были близки по своей психологии к кабилам, жителям горного массива в Алжире; только кабилы не отказываются от ответственности: когда им нужно убрать с дороги одного из своих врагов, они обращаются для этого к известному, патентованному убийце, своего рода профессионалу, и тот, выполнив поручение и получив за него условленную плату, приносит нанимателям бурнус убитого. Тогда они набрасываются на это одеяние, полосуют его ножами или дают по нему залп крупной дробью и тем самым берут на себя перед лицом аллаха всю ответственность за преступление. Но Фирмен, так же как и Морис, предоставлял Фернану самому нести бремя своего злодейства, а Фернана оно, по-видимому, не очень тяготило. Никогда в течение многих лет на «Краю света» и речи не заходило об этих делах: казалось, совсем о них позабыли, словно все произошло самым естественным путем.