Жасмин - [15]

Наверное, он не знает еще, что мой друг, но это неважно. Я сижу, кресло драное выставил на балкон, к нему подвинул, но дистанцию соблюдаю, все-таки серьезный зверь, характер у него нелегкий, да еще инвалидность, что значит собаке, да еще такой могучей, лежать целыми днями! Лапы, видно, не болят у него, но и ходить не могут. А он и не пытается, при мне никогда, а может тайком пытается?..

Он теперь голову хорошо держит, высоко, и глаза больше не мутные ясные, светлые, очень холодный взгляд, он свысока на меня смотрит, но я думаю - пусть, только б не страдал.

Я ему понемногу всю свою жизнь рассказываю, про Наталью, про Полину этот случай, про книги, как постепенно начинаю признавать их, хотя трудно дается, про воздух, землю, огонь и воду, ты мне рассказывал, помнишь, и про дорожку свою, и про тот случай, когда меня побили... и про рисунки, даже показал несколько, а он не очень интересовался, понюхал и отвернулся. Но слушает внимательно, а устанет, голову на лапы и смотрит на волю, и я вижу, в глазах у него тоска, тоска - растет, приближается... Я тут же бегу, ищу что-нибудь вкусное, чтобы отвлекся, зарплата у меня теперь быстро истекает, но это ерунда. Ты, правда, иногда вздыхаешь, "Саша, ты есть перестал". Ем, ем, мне много не надо, и все равно, что жевать, ты знаешь, Малов.

- Как же тебя раньше звали, Жасмин?

Начал имена собачьи перебирать, так, или так? Он не отвечает, а на Жасмина начал откликаться, я ему, "здравствуй, Жасмин" - он голову поднимет, слегка вильнет хвостом, и все, но мне весело становится, стал меня признавать.

Как-то я рассказывал ему про географию, Россию, Сибирь, Дальний Восток, Урал...

Сказал - Урал, смотрю, голову поднял, уши встрепенулись... Может, Урал тебя звали?

Но больше не прислушивался, положил голову на лапы и задремал.

Может, для него старая жизнь как для меня серый мешок, в котором десять лет сидел?..

x x x

А помнишь, я исчез на сутки, ты сначала думал, что у Натальи, а к вечеру встрепенулся, решил искать, но как искать, где... у нас, если человек пропал, то и концы в воду, ты говоришь... А я совсем рядом, на соседнем поле сидел в яме, нет, немного не так. Там оно обрывается, поле, помнишь, начинается спуск к реке, и на самом краю огородики бедных людей, другие уже давно отсюда переехали в новые места, где земля получше, пожирней, остались слабосильные. Малов, у меня давно вопрос напрашивается, а что, если каждому дать кусок земли, нужно ведь соток шесть или десять, чтобы кормиться, и все государственные вопросы решены, никакого голода и несчастья, люди сами себя прокормят? Что ты думаешь об этом, Малов?

Я тогда увлекся государственными делами, задумался, шел вдали от всех по краю поля, смотрел на реку внизу, поля за рекой, леса до самой столицы... Огромная у нас земля, Малов, сколько людей может вместить, а не получается, вымирают... Шел, и провалился под землю. Четыре или три метра пролетел и даже не ударился, на какие-то гнилые мешки шлепнулся задом, прости за интим, наверху свет через дыру, пробил ногами, и я теперь в чужом заброшенном погребе сижу. Попробовал туда, сюда, наверх... все никак, и так до вечера просуетился. Что делать?.. Здесь один человек пройдет в неделю и то случайно, кругом, как назло, заброшенный мир, кричи из-под земли хоть в полный голос, не услышит никто.

Я сначала рассердился на себя, Малов, потому что дурак, поперся по самому краю земли, зачем? Знаешь, просто так шел, решил посмотреть, что стало с окрестностями за десять лет, и очень расстроился, здесь людям теперь делать нечего, ни земли им не надо, ничего, жизнь замирает, что ли?.. А солнце такое же, и трава, деревья, все блестит на солнышке и греется, природа безмятежная и только мы, грубые свиньи на ней. Ты скажешь, "ну и мысли, а впрочем, это уже было", да? Что делать, ничего своего придумать не могу. Ты меня как-то спрашиваешь, что ты хочешь, Саша, о чем мечтаешь? Я не знал сначала ни словечка, потом говорю:

- Наверное покоя хочу, у меня внутри все беспокоится, мечется иногда, ищет выхода и плачет, а что я могу - картинку нарисую, вся моя защита. Жизнь слишком задириста, быстра, ветер меняется постоянно, люди бегут, мечутся... я не могу вынести это, Малов. У многих нет ни дома постоянного, ни убежища, ни покоя, вот беда. Кругом нет уюта, люди от этого бешеные, сам знаешь... Ты мне рассказывал, как Белый дом защищал, а где сейчас эти люди, которые за руки держались?.. Смотри, Афанасий, жирный, деловой стал, деньги хапает, а ведь с тобой тогда был, и что?

А ты подумал, и говоришь:

- Мы, Саша, мечтатели были, а попали из одного гнилого погреба в другой, только там убивали за ничто, а здесь от голода и холода хоть подыхай, никто не поможет. Мы не ожидали, дураки, понимаешь?..

Я долго не думал, говорю:

- Все хорошие люди дураки, получается?

- Еще какие... - ты смеешься, - вот и вымираем.

- И я здесь не останусь, без вас скучно будет.

- Ты другой дурак, Саша, - вечный, тебя не возьмем с собой, живи, рисуй...

Ты шутишь, Малов, а мне страшновато стало, я ведь на твои ответы надеюсь, все мои ответы от тебя.