Жарким кровавым летом - [188]

Ковбой мерил его мрачным взглядом. Джонни знал, что он сейчас должен лихорадочно думать, что еще можно сделать. Поймали вот так, без патронов парня, у которого такая большая, замечательная пушка и который перестрелял всех остальных парней, а теперь оказался ни с чем.

— Может, отпустишь меня, приятель? — сказал ковбой.

— А потом всю оставшуюся жизнь буду оглядываться через плечо, кто это стоит у меня за спиной? Пожалуй, я скажу «нет».

— Мне нужен только Мэддокс. Мне наплевать на вас всех. Просто уходи и забудь обо всем этом. Ты сможешь жить спокойно.

— О, он еще ставит условия! Вот это да!

Джонни непринужденно рассмеялся. Теперь он находился футах в пятнадцати от ковбоя — достаточно близко.

— Мне совершенно не нужно было убивать твоих парней. Они просто оказались здесь, вот и все.

— Я должен поблагодарить тебя за это, дружище. Теперь мне достанется намного больше. Ты сделал меня еще более состоятельным человеком. Я выпью не один и не два бокала шампанского за тебя, мой друг, за твою великолепную работу. Ты лихой парень. Ты самый лихой парень, какого я когда-либо видел.

Эрл молча смотрел на него.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. О том, что тебе, возможно, удастся вставить магазин, поднять оружие и прикончить старого Джонни. Почему бы и нет, верно? Нет, старик, тебя переиграли. Признай, что нашла коса на камень. Тебя облапошили. Мало кто мог бы справиться с таким, как ты, но, клянусь Богом, я тот единственный на миллион человек, который может это сделать.

— Ты много болтаешь, — заметил ковбой.

— Такой уж я есть. Ирландское проклятие. Мы говорливая раса. Может быть, мне стоит провести тебя через поле и предоставить мистеру Оуни Мэддоксу честь самому разделаться с тобой. Он, наверно, согласился бы заплатить вдвое за такое удовольствие.

— Ты этого не сделаешь. Не станешь рисковать.

— Что ж, малыш, как ни печально, но в этом ты прав. Но я не буду тянуть время. Я просто...

Его глаза вдруг сверкнули.

— Знаешь что? — воскликнул он. — Я рисковый парень. У тебя пустая пушка.

— Дай мне зарядить ее.

— Нет, благодарю покорно. Но знаешь, что я сделаю?

Он сунул руку под пиджак и извлек пистолет сорок пятого калибра. Это был один из тех усовершенствованных пистолетов «Гриффина и Хоува», которыми Ди-Эй вооружил свою рейдовую команду.

Джонни бросил оружие на землю перед Эрлом.

— В полной исправности и заряжен, — сказал он с улыбкой.

— Но тут пять футов.

— Совершенно верно. Теперь я досчитаю до трех. На счет «три» ты можешь броситься за оружием. Я прикончу тебя раньше, чем ты до него дотронешься, но все же я хочу дать тебе один шанс из тысячи. Вдруг мой «томми» тоже заклинит?

— Ты ублюдок.

— Моя матушка говорила то же самое. Ну что, дружище, ты готов?

Он позволил дулу своего автомата опуститься вниз и уставиться в землю и теперь наблюдал за тем, как Эрл смотрел на оружие, лежавшее на земле в пяти футах от него.

— Знаешь, какая штука? — сказал ковбой. — Очень часто бывает так, что бой идет, как заблагорассудится ему самому, а не по твоему желанию.

— Один, — отозвался Джонни.

Он, конечно же, собирался стрелять на счет «два».

Автомат ковбоя вдруг с быстротой молнии взлетел, прогремел выстрел, и Джонни на какую-то миллисекунду показалось, что от ковбоя к нему протянулся тонкий светящийся усик. Протянулся, чтобы дотронуться до него.

Следующим, что осознал Джонни, было то, что он сделался мокрым.

Почему он сделался мокрым?

Он что-то пролил?

Затем он заметил, что лежит на спине. Он слышал, как что-то сипит, словно сломанный старый аккордеон, — такой звук издает воздух, проталкиваемый под небольшим напором через сломанные клапаны, высокий и отчаянный звук, плач баньши на болоте, предсказывающий смерть. Джонни моргнул и опознал этот звук как хрипы в развороченной пулей груди. В его собственной груди.

Он мог видеть только небо.

И еще ковбоя, стоявшего над ним.

— Перед тем как отделить магазин, я дослал патрон в патронник, — сказал тот.

— Я... я... — пробормотал Джонни, понимая, что это было возможно. Оружие казалось пустым. Но на самом деле оно было заряжено.

— Вспомни о товарной станции, кореш, — сказал Эрл.

Он присоединил новый магазин, передернул затвор и выпустил в лежащего грабителя и убийцу тридцать трассирующих пуль.

65

— Двенадцать, — сказал доктор.

— Да, сэр, — отозвалась медсестра.

— Миссис Суэггер, ваша матка раскрылась на двенадцать сантиметров. И должна раскрыться еще сантиметра на четыре или пять. Вам нет никакой необходимости терпеть эту боль. Пожалуйста, позвольте дать вам наркоз.

— Нет, — сказала она. — Я хочу видеть моего мужа.

— Мэм, мы пытались, но так и не смогли отыскать его. Мэм, я боюсь, что у нас есть проблемы. Вам было бы гораздо лучше под наркозом.

— Нет. Вы погубите моего ребенка.

Она чувствовала себя совершенно одинокой. Она могла видеть только потолок. Иногда в ее поле зрения вырисовывался доктор, иногда медсестра.

Эти двое, не переставая, уговаривали ее.

— У нас с вами действительно есть проблема с ребенком, — сказал доктор. — Может возникнуть необходимость принять решение.

— Спасите ребенка. Спасите моего ребенка! Не повредите моему ребенку!

— Миссис Суэггер, вы сможете иметь других детей. Этот расположен в вашей матке вверх тормашками. Я могу извлечь его, только если сделаю у вас очень большие разрезы, и, если говорить напрямик, у меня нет никаких условий это сделать, я совершенно не уверен, что смогу остановить кровотечение, если оно начнется. Вернее, почти уверен, что не смогу, имея всего двух медсестер и ни одного другого доктора.