Жара. Терпкое легкое вино - [2]

— Господи, как на судилище иду, — проворчал отец Василий и глянул на жену. — Ну, чего, давай собираться, чать, Господь милостив.

Поданную праздничную рясу пришлось отвергнуть, она даже на вес была тяжела. «Спекусь я в ней», — решил отец Василий и, подтянув повыше на тонкие икры носки, облачился во всё будничное, немножко потёртое, но лёгкое и привычное, и сразу почувствовал себя увереннее, словно собрался на службу.

А служил отец Василий исправно и с удовольствием. Вечернее богослужение растягивалось у него на три часа, а Литургию подводил так, чтобы причащать непременно за полчаса до полудня. Хор, состоявший из уцелевших старух, был под стать ему, протяжно растягивал слова и порой старухи сами забывали, с чего начинали петь, и с хоров слышалось их бранчливое шипение. Особенно нравилось отцу Василию служить вечерние посреди недели, когда храм был почти пуст и ничто не отвлекало от молитвы.

Ему нравилось представлять, как он, оставив земное служение, сможет только молиться и готовиться к будущей жизни, пристроится возле какого-нибудь монастыря, а то и вовсе, даст Бог, уйдёт с матушкой в монахи. Эти мысли нравились ему более всего, ими он и утешался, идя сейчас по раскалённому селу.

Идти было тяжело, пот катил, застилая глаза, одежда намокла, став тяжёлой и липкой, и отец Василий не раз пожалел, что отказался от предложенной машины. Да и само путешествие по селу было стеснительно. Отец Василий представлял себя неким странником из иного мира, который своим видом напоминает, что есть другая жизнь, отличная от той, которой живут люди. А кто сейчас живёт хорошо? И кому нравится, когда об этом напоминают? И большинство встретившихся по дороге людей отворачивались или опускали глаза, но кое-кто и кланялся. Этим отец Василий отвечал лёгким кивком головы.

На подходе к новому из красного кирпича двухэтажному зданию администрации он изнемог окончательно, а когда потянул на себя тугую дверь, представилось, что ничего серьёзного, поди, и нет, вручат какую-нибудь глупую бумажку, может, потребуют статистику по новой форме, в общем, обычная муть, а там — топай обратно. И такая тоска накатилась, что всё сжалось внутри, готовое зарыдать то ли от безнадёги, то ли от жажды недостижимой свободы. Дверная ручка выскользнула и вход в администрацию захлопнулся. Священник от неожиданности замер. «Это — знак», — пронеслось в голове отца Василия.

На помощь поспешил охранник, он открыл дверь и замер с приглашающим жестом. Отец Василий всем существом ощутил тянувшийся из открытой двери холодок, сглотнул наполнившую рот слюну и шагнул внутрь.

Холод, окутавший его средь гнетущего пекла, оказался необычайно приятен. Отец Василий расслабленно плюхнулся на белый диванчик и блаженно прикрыл глаза. «Да это уже какой-то третий, не земной суетный мир, — подивился отец Василий. — Сколько их ещё у Господа?»

К нему подошла миловидная девушка и, как отметил отец Василий, в длинном платье, и с длинными, собранными в косу волосами.

— Здравствуйте, батюшка, — сказала она просто и сложила ручки для благословения.

«Надо же, — продолжал дивиться отец Василий, — а в храме я её, кажется, не видел», — и перекрестил пригнувшуюся головку, от которой пахнуло нежно и волнующе, так что отец Василий невольно задержался и сделал вдох поглубже.

— А вас все ждут, — сообщила она. — Пойдёмте.

«Что значит, все? — опять напрягся отец Василий.

Они поднялись на второй этаж. Подошли к открытой самой большой двери и вошли внутрь. Там ещё одна миловидная девушка, только стриженная, кивнула на следующую, ещё большую дверь.

3

Разумеется, отцу Василию приходилось бывать в администрации и общаться с главой, всё это, правда, случалось мимолётно, отец Василий всегда торопился покинуть этот совсем непонятный третий мир, и всякий раз необъяснимый трепет сковывал всё его существо. Отец Василий смущался от этого трепета, корил себя, но невольно подбирался, приглаживал волосы и оправлял одежду.

В кабинете главы за столом сидели три удивительно похожих, словно братья, круглолицых загорелых крепыша в одинаковых белых рубашках с короткими рукавами и суховатый седой мужчина, лицо которого отцу Василию вроде бы встречалось.

Сам глава Семён Алексеевич подскочил из-за стола и подкатился к отцу Василию. Был он черняв, невелик ростом и, конечно, обладал руководящим животиком, который, казалось, только подчёркивал его энергичность и стремление двигаться, катиться куда надо и решать возникающие проблемы.

— Проходите, Василий Георгиевич, проходите, а мы вас давно ждём. Садитесь, — глава усадил священника за длинный стол напротив братьев и сам, выдвинув стул, демократично сел рядом. — Ну, не будем тянуть, — после секундной паузы начал он. — Мы тут посовещались, — глава сделал жест в сторону братьев, — и решили, в смысле, подумали: а не организовать ли нам крестный ход!

Он сказал это так бодро и даже весело, словно речь шла о дискотеке. Отец Василий и не сообразил сразу, что предлагает глава.

— Вы как на это смотрите, Василий Георгиевич?

— На что?

Тут и глава малость растерялся: то ли он говорит?

— Ну, на крестный ход, так ведь правильно это называется? — и он посмотрел на сидящую за столом группу поддержки.