Жара на Кипре - [7]

Пришла в себя она от неимоверного жара. С трудом разлепив глаза, Алина стала осматриваться. Хотя вокруг стояла кромешная тьма, она всё–таки смогла рассмотреть, что находится в маленькой комнатке, с крошечным окошком в торце, через которое врывалась ночная темнота. Луна, или уличный фонарь вдалеке, привносили в иссиня–черные краски ночи серые тона. Алина сидела на полу, на брошенном кем–то тюфяке. Тело ломило, а голова раскалывалась на части. Но больше всего её мучила жара. Алина не могла понять, почему ей становится всё тяжелее дышать. Она увидела, как под перекосившуюся дверь проникает такой же чёрный, как ночь, дым. Дым душил, продирая горло до самого пупка. Когда же дверь в комнатушку запылала ярким пламенем, Алина окончательно поняла, что дом, в котором её спрятал Конь, подожгли. Оранжевые языки пламени ласкали стены, подбираясь к девушке. Её лихорадило, в горле застрял ком гари, Алина отключилась.

9

— Ну, ты даёшь… напугала, — сказал Суслов.

— Я, — прохрипела Алина, но поняла, что сказать не может ни слова. Её горло болело при малейшей попытке сделать глоток. А тело всё ещё горело. Она скосила глаза на руки, лежащие поверх шелкового одеяла. Ожогов на них не было.

— Мне так жарко… — всё же выдавила Алина.

— Представляю, — откликнулся Суслов, — ты же горела… так горела, что потеряла сознание. Савельич вызвал меня, и я привёз тебя домой. Где ты могла так простыть… и ведь вчера же, вроде, была абсолютно здорова.

— Я горела… — повторила Алина, как ребёнок, который учится говорить.

— Ну… ты и сейчас горишь, разве нет? У тебя температура. Почти сорок. Может, немного спало. Скорая приехала, врач сделал какой–то убойный укол. Сказал, что всё как рукой снимет. Вот, на… выпей таблетки, а я пойду тебе разогрею молока. Мне уходить надо. Женщина придёт и поухаживает тут за тобой…

Суслов встал, собираясь идти на кухню за молоком. Алина почти не слышно спросила:

— Ты знаешь, кто такой Конь?

Суслов повернулся, видимо, не поняв её вопроса, или посчитав, что она снова бредит:

— Час от часу не легче… лежит, умирает… и про Коня спрашивает. Вчера Горобец понадобился среди ночи. А сегодня Коня подавай…

— Нет, не надо… — с трудом проговорила Алина, — скажи только, кто такой Конь.

— Шестёрка Крыловская. Ты–то откуда его знаешь?

Но Алина уже закрыла глаза, куда–то проваливаясь. Видимо, температура стала опять подниматься.

— Мне уходить надо, — услышала Алина голос Суслова из комнаты, — а Алинка там разболелась. Вы уж загляните к ней потом.

— Хорошо, хорошо, не волнуйтесь, — зашелестел услужливый голос женщины. — Никаких указаний на сегодня не будет? — спросила она.

— Да, нет, пожалуй, — ответил Суслов уже из коридора.

К пятнице Алине стало лучше. Температура упала. И она вполне могла бы встать. Но Суслов попросил женщину быть всё время под рукой, подавая Алине и не позволяя той ходить. Алине стало надоедать постельное времяпрепровождение. Поэтому, когда Суслов позвонил и поинтересовался ее самочувствием, она бодро ответила, что в норме.

— Хорошо, а то я не знал, что делать… Понимаешь, завтра нам надо обязательно быть в одном месте. Важное мероприятие.

— Ой, до завтра я вообще буду как огурчик, — сказала Алина.

— Ну и умничка, — обрадовано откликнулся Суслов, и, как всегда, не прощаясь, положил трубку.

10

В субботу вечером Алина привела себя в порядок и отправилась с Сусловым на званый ужин. Она, как обычно, не имела представления, кто этот ужин созывал. Но зал, куда они прибыли, был тщательно украшен, а столы ломились от расставленных на них блюд с деликатесами. Суслов прошёлся по залу, ведя под руку Алину, словно представляя её. После чего оставил одну.

— Ну, не скучай, — сказал он и исчез.

— Не скучай… легко сказать, — повторила Алина, накалывая палочкой чёрную маслину.

— Что–то Настьку не пригласили. Может, Петруша уже отставку дал? — размышляла она, поглядывая по сторонам. Никого из знакомых в зале не было.

К Алине подошёл мужчина в красивом костюме с вделанной в ткань золотой ниткой. Она уже видела такой костюм у Савельича. И Суслов тогда сказал, что вещь эта страшно дорогая. Подошедший мужчина был Алине по плечо. В принципе, это было не удивительно. Она вымахала под метр восемьдесят, плюс носила высоченные каблуки. Поэтому мало кто оказывался выше неё. Мужчина в дорогом костюме заговорил, немного повернувшись к Алине корпусом и впившись чёрными точками зрачков в её переносицу. Он был то ли японцем, то ли китайцем. Восточные глаза на жёлтом лице смотрели, не выдавая чувств. Японец говорил по–русски с ужасным акцентом. И они перешли на английский.

— Ну, вот, потренирую язык, — подумала Алина.

Японец оказался весёлым басурманом. Он рассказывал какие–то байки почему–то на политические темы, явно услышанные в России. Хитрый азиат рассказывал анекдоты так тихо, что Алине приходилось чуть–чуть наклоняться к нему. Он говорил почти в самое ушко, норовя коснуться его своими губами. Мужчина подливал всё время шампанское в Алинин бокал, и подносил одну за другой тонкие сигаретки «Житана».

— Ой, уже так поздно, — опомнилась Алина, обратив внимание, что в зале почти никого не осталось. — Где же Суслов? — растерянно огляделась она.