Жар твоих объятий - [36]

— Этот маркиз сущий дьявол, — сказал он. — Лично меня не беспокоит, если вы не знатного рода. — Генри покраснел от собственной смелости, но события развивались так стремительно и играли ему на руку, а он не считал себя трусом. — Меня не волнует, кто были ваши родители. Ясно, что вы получили хорошее воспитание. Ваши манеры безупречны, ваше присутствие не остается незамеченным, куда бы вы ни пришли. А ваши фамильные драгоценности! Если они не являются доказательством древности вашего рода, тогда я даже не знаю, что думать. — Генри понимал, что, возможно, говорит лишнее, но она так смотрела на него, что он уже не мог остановиться. — Тетя Хедда тоже вас любит. По ее мнению, вы лучше всех сезонных дебютанток, вместе взятых, и хотя она часто не одобряет мое поведение, ей хотелось бы видеть вас в нашей семье. «Приток свежей крови — это единственное, что спасет род Уортонов» — вот ее слова.

Испытывая одновременно изумление и неподдельный страх — Филаделфия не сомневалась, что он намеревается сделать ей предложение, — она неожиданно выпалила:

— Милый Генри, если вы меня сейчас не отпустите, боюсь, я отчаянно влюблюсь в вас, что будет весьма прискорбно.

Влюблюсь. Прискорбно. От таких слов Генри смешался.

— Вы говорите…

— Я говорю, что такое невозможно. Вы — светский лев. Я — бедная изгнанница. Без дома, без семьи, без средств и даже не могу защитить себя от посторонних нападок. Я всегда буду объектом сплетен и слухов. Это моя судьба. Поэтому позвольте мне уйти из вашей жизни той же незнакомкой, какой я вошла в нее. Но знайте, что ваше внимание ко мне сделает наше расставание менее болезненным.

— Расставание? Но я хочу жениться на вас! — воскликнул он, презрев в эту минуту двадцать один год обучения хорошим манерам.

— Брак исключается, — вздохнув, ответила Филаделфия и, повинуясь порыву, встала на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. — Adieu, mon cher. Adieu (Прощай, дорогой. Прощай (фр.).).

Филаделфия отступила от него и хотела улыбнуться, но улыбка так и застыла на ее лице, когда, взглянув поверх его плеча, она увидела нечто такое, от чего ее лицо приняло испуганное выражение.

Генри быстро обернулся, но ничего особенного не увидел, кроме знакомых очертании фигуры се слуги Акбара, стоявшего в дверях спиной к ним. Генри снова повернулся к Филаделфии.

— Что там? Что случилось?

— Все в порядке.

Генри приготовился задать новый вопрос, но увидел только свое несчастное лицо в ее округлившихся от ужаса глазах. Она отвергла его предложение еще до того, как он собрался сделать его но всем правилам.

Филаделфия смотрела на Генри Уортона как на незнакомца. Она больше не может оставаться с ним. Эдуардо вернулся! А она в это время целовала другого мужчину! Пусть он стоял спиной к ним, по наверняка успел заметить, что она была в объятиях Генри. От одной этой мысли ее охватила дрожь.

Пристыженная и в то же время раздраженная, она отвернулась от Генри.

— До свидания, Генри, — сказала она и направилась к двери.

В тот же миг Акбар шагнул в дом, быстро прошел в бальный зал и затерялся в толпе танцующих.

Филаделфия пыталась догнать его, не обращая внимания па удивленные взгляды, но танцевавшие пары, как нарочно, загораживали ей дорогу, хотя минуту назад расступались перед Акбаром. Все видели, что она разыскивает своего слугу, и не придавали этому обстоятельству большого значения. Или придавали? Возможно, они могли все прочесть по ее лицу: сильное возбуждение, смущение, надежду и ту неприкрытую радость, которая охватила ее при виде Эдуардо.

Когда ей наконец удалось добраться до противоположного конца зала, его и след простыл. Она вышла в холл, и дворецкий, сообщил ей, что ее слуга только, что уехал.

— Срочно карету, — приказала она.

— Мадемуазель де Ронсар, окажите мне честь сопроводить вас в моей собственной карете.

Даже не видя собеседника, Филаделфия знала, кто предлагает ей свои услуги,

— Месье маркиз, спасибо. Не стоит утруждаться.

Его холодная улыбка несколько остудила ее возбуждение.

— Я настаиваю, мадемуазель. У нас с вами не было времени поближе познакомиться, и я думаю, что сейчас небольшая приватная беседа будет как нельзя кстати.

— Это исключено, — твердо ответила Филаделфия и, снова повернувшись к дворецкому, приказала: — Пожалуйста, карету.

— У входа как раз стоит одна карета, — последовал ответ. — Когда вам будет угодно?

— Сию секунду, — проговорила Филаделфия, даже не взглянув на маркиза.

Глава 7

Медленное продвижение по Пятой авеню еще больше усилило волнение Филаделфии. Скорость перемещения транспорта в этот поздний вечер только способствовала тому, что она окончательно потеряла терпение.

— Нельзя ли побыстрее? — закричала она кучеру, постучав по крыше двухколесного экипажа.

— Мы уже почти приехали, мисс, — ответил кучер.

— Быстрее! — крикнула она, обхватив себя руками за плечи.

Она так спешила, что забыла в гостях свою шаль. От прохладного ночного воздуха ее кожа сделалась гусиной, но это мало беспокоило ее. Филаделфия смотрела на газовые фонари, горевшие вдоль улицы; их золотистые огни ярко сияли в ночи, и в каждом она видела отражение лица Эдуардо Тавареса.