Жар-птица - [101]

Мы старались держаться рядом, но знали, что появимся на значительном расстоянии друг от друга и соберемся вместе лишь через день-другой.

Не знаю почему, но, пожалуй, это были самые долгие шесть дней, проведенных мной в гиперпространстве. Меня снедали мрачные предчувствия. Обычно я совсем не беспокоюсь из-за отсутствия звезд или возможности общаться с другими кораблями, но меня не оставляли мысли об «Альфе», а в ушах звучал полный ужаса голос по радио. Эти люди жили в те времена, когда никто и близко не подлетал к Окраине, большинство планет Конфедерации не были открыты, а Элмер Кэмпбелл и его религиозные инженеры еще не возвели свои обелиски.

Ничем не помогали и объяснения Шары, что темнота – скорее всего, лишь оболочка, простирающаяся всего на несколько метров вокруг нас. Я называла это полной чушью, а она пыталась объяснить, что таково следствие теории Маккензи. Естественно, Маккензи всегда оказывался прав, не считая одной знаменитой ошибки, которую я, впрочем, тоже не смогла понять.

Я старалась как можно меньше бывать на мостике, не испытывая никакого желания смотреть через иллюминаторы на черную оболочку. Отчего-то это куда меньше беспокоило меня в кабине, где можно было отвлечься, обсуждая политику.

Где-то впереди нас должен был ждать «Антарес».

Мы разговаривали о языках. Шара сидела, скрестив вытянутые ноги, в пуловере с надписью «Физика в моем сердце».

– Трудно представить, что когда-то люди могли не понимать друг друга, – сказала она. – Неудивительно, что они постоянно воевали.

Я думала про Кэла, который летел один в своем корабле. Мне самой часто приходилось летать в одиночестве, но я не слишком общительна. Кэл, несмотря на свой мрачный вид, производил впечатление человека, неспособного жить без компании.

Алекс время от времени покидал нас, надолго уходя на мостик. Прежде за ним такого не водилось. Я слышала, как он разговаривает с Белль, хотя не могла разобрать слов. Когда я спросила его, он ответил, что они просто «беседуют».

– О корабле?

– И о нем тоже.

– А о чем еще?

– Не знаю. О книгах. О религии. О разном.

– Ты говоришь с Белль о религии?

– Почему бы и нет?

– Ну… мне просто кажется…

– Она прекрасно разбирается в этом. Знает, как возникло большинство основных вероучений, знает догмы, предписания…

– Но, – вмешалась Шара, – обычно под религиозными беседами имеется в виду другое. Белль верит в Бога?

– Может, спросим у нее?

Мы так и сделали. Белль ответила не сразу.

– Доказательства неубедительны, – сказала она.

– Значит, не веришь? – уточнила Шара.

– Ты сейчас говоришь о вере, Шара, – сказала Белль. – Я предпочитаю не делать выводов, основанных на предположениях.

– Почему доказательства неубедительны? – спросила я.

– Прежде всего по следующей причине: мне, простой, ограниченной Бета, нелегко постичь неограниченную сущность.

– Значит, не веришь? – снова уточнила Шара.

– Предпочту оставить свое мнение при себе.

Мне показалось, что неплохо бы сменить тему.

– О каких книгах вы говорили? – спросила я.

– Ну… например, «Пиши еще» Чаня.

– О чем она?

– О том, почему нельзя стать профессиональным писателем, читая книги на эту тему.

– Ладно, – кивнула я. – Что еще?

– «Жизнь и времена Малакая Петроны».

– Знаменитый археолог прошлого века, – пояснил Алекс Шаре.

– А еще?

– «Войны культур и Пойнтс-Саут».

– Правда? Тебя интересуют дебаты на социальные темы?

– Конечно. Мне нравится наблюдать, как люди спорят о том, насколько пагубно для общества обеспечивать едой и жильем тех, кто решил не работать.

– И каково твое мнение, Белль?

– Точно не знаю. Я плохо ориентируюсь в этих областях знаний. Например, я не в состоянии представить, почему кто-то может выбрать безделье в качестве времяпровождения. Но вопросы поднимаются очень интересные. Некоторые из них сложно понять, и именно это придает им занимательности.

– Расскажи о романе, – посоветовал Алекс.

– Да. Еще мы обсуждали «Последнего человека».

– Бэнкрофта?

– Да.

Алекс читал эту книгу, некогда очень популярную. На случай, если вы с ней не знакомы: автор рассказывает о нескольких поколениях, пороки родителей преследуют детей, что создает проблемы для их собственного потомства. Книга сложная, все полагают, что она станет классикой, но никто ее больше не читает.

– Почему ты решила прочесть роман? – спросила я.

– Мне нравятся романы, – ответила Белль. – Я большая поклонница Викки Грин.

Викки Грин писала триллеры о сверхъестественном. Если у меня оставались сомнения в разумности искинов, теперь они исчезли окончательно.

Глава 37

Сильнее всего мы ощущаем себя людьми, когда начинаем остро осознавать окружающую нас природу, – стоит лишь оказаться на залитом лунным светом пляже, или в каноэ посреди широкой реки, или просто под звездным небом. Именно тогда мы понимаем, кто мы такие на самом деле.

Элизабет Стайлс. Пение в пустоте (1221 г.)

Вообще-то, мы с самого начала знали, что шестнадцати кораблей недостаточно. Вероятно, мы без труда нашли бы «Антарес», но шансы добраться до него вовремя и спасти пассажиров были такими, что не внушали особого оптимизма – разве что за дело возьмется первый, кто увидит корабль. Именно на это я и рассчитывала.