Жанна де Ламотт - [41]

– Ну, хорошо, надень шляпу и мантилью, я возьму тебя с собой на заседание…

28. Первое дело

– Дайте ей кокарду, составленную из всех семи цветов радуги, и пусть она будет разделена равно между нами, – тоном приказания сказал Белый, когда все сели за стол, за который он усадил и Жанну. – Нас было до сих пор, – пояснил он, – восемь человек, которые, собираясь для обсуждения наших дел, садились за этот стол… Число восемь – хорошее число и составляет удвоенное священное число пифагорейцев, которым клялся сам Пифагор. Но восемь не есть еще полнота, и вот потому я, оставляя все-таки это восемь в лице мужчин, призвал к нам девятую – женщину, потому что девять в совершенстве передает полноту… Полагаю, что никто не станет возражать?

Никто не возражал, так как никто бы и не посмел возражать Белому, и заседание было открыто в присутствии Жанны.

– Первым на очереди у нас дело о наследстве Николаева, – сказал Белый. – По этому поводу может быть представлен доклад собранию ввиду того, что оно почти кончено…

– Даже кончено уже! – воскликнула Жанна, не удержавшись от этого восклицания, потому что именно это дело она знала и оно ей казалось, с ее точки зрения, безнадежным.

Вокруг произошло движение, и оба соседа Жанны с двух сторон зашептали ей, что Белого нельзя перебивать.

Она поспешила замолчать.

– О деле Николаева нам доложит Фиолетовый, – проговорил Белый, обращаясь к Люсли.

Рыжий Люсли в своих синих огромных очках завертелся на месте и, собравшись с духом, заговорил не сразу:

– Дело, казавшееся нам столь трудным, распутывается благодаря указаниям Белого, – принялся он докладывать. – Как вам известно, наследство перешло к Николаеву так, что, несмотря на своевременно принятые нашим обществом меры нам достались такие крохи, что говорить о них не стоит… Но состояние Николаева должно стать нашим целиком, а потому для получения его мы могли принять, не стесняясь, всякие меры и не останавливаясь ни перед чем ради общей выгоды наших сочленов…

Он говорил, словно повторял хорошо заученный и затверженный урок. Его речь лилась гладко и внушительно. Среди слушателей прошел шепот одобрения.

– План действий, преподанный Белым, был таков, – продолжал Люсли: – у дука дель Асидо сохранилась расписка, выданная отцом Николаева, кардиналом Аджиери, отцу дука в том, что он, кардинал, принял на хранение от дука принадлежащие тому деньги… На самом деле он их вернул в свое время и получил от дука обратную расписку. Вся хитрость заключалась в том, чтобы изъять у Николаева обратно эту расписку. Случай показал через посредство княгини Сан-Мартино, присутствующей здесь, что расписка хранилась у Николаева в бюро, в правом верхнем ящике. Тогда наш агент был ночью послан на выемку расписки и проник при помощи подкупленного лакея в кабинет, где стоит бюро, и отпер его заранее же приготовленным ключом и достал расписку…

– Ведь это же было простое воровство! – воскликнул Аркадий Ипполитович Соломбин, носивший красный цвет и отличавшийся мягкими, хорошими манерами.

– Ну зачем произносить страшные слова? – Ими нас не напугаешь! – усмехнулся огромный Борянский.

– Дело в том, – сказал обыкновенно даже ни слова не говоривший на собраниях Зеленый, – что это предприятие было рискованно в смысле столкновения с властями, а по нашим условиям мы можем предпринимать лишь такие шаги и дела, за которые наверняка не может быть ответственности… это – серьезное нарушение наших условий. Будь этот агент пойман на месте, нам всем пришлось бы, может быть, отвечать…

– Этот агент и был пойман на месте, – сообщил Белый.

– Ага… вот видите… Он может выдать нас!

– Нет он не выдаст…

– Почему же?

– Потому что он был немедленно отпущен.

– Кем?

– Самим Николаевым.

– Как же это так?

– А так! Прежде, чем обвинять меня, – пояснил Белый, – в нарушении наших условий нужно было выслушать до конца. Предприятие с выемкой только кажется рискованным, но на самом деле оно было совершено наверняка, как и выяснилось это даже в том случае, когда агент – никто иной, как пропавший без вести сын матери Николаева от ее брака с графом Савищевым. Эта «выемка» была их «семейным» делом, и нас она затронуть не могла, мы были вполне осторожны…

Жанна не выдержала и зааплодировала.

– Гениально! – проговорила она.

– Ловко! – похвалил и Борянский.

– Но как же, если агент был пойман, – спросил Зеленый, – то значит он не достиг своей цели, то есть не достал расписки?..

– Продолжай свой доклад! – Обернулся Белый к Люсли, который сидел сильно нахмурившись, чувствуя себя не совсем ловко при том обороте, какой принял разговор.

– Хотя агент, – заговорил он точно в оправдание, – и не достал расписки, но все же выполнил главное – он уничтожил ее. Она очевидно, была разорвана в то время, когда захвативший ее агент боролся с полупьяным Орестом Беспаловым, который ухитрился накрыть его.

– Орест Беспалов! – засмеялся Борянский. – Знаю его!.. Так это он оказался способным на такую штуку?

– Между прочим, – обернулся к нему Белый, – этот Орест был доверен тебе, а ты не сумел его обезвредить!

– Невозможно! – с искренним удивлением и возможно даже с долей восхищения проговорил Борянский, – пьет он, доложу я вам, как губка, и ничего не действует на него. Я думал, он совсем доведен до должной нормы, и вдруг узнаю, что он встал, как встрепанный, и ушел!