Жанна д’Арк - [78]

Против красивой готической церкви возвышались два эшафота. Большой из них занимали судьи. Рядом с кардиналом Винчестерским восседали епископ Кошон и инквизитор. По бокам расположились знатные прелаты, доктора и магистры, бакалавры и ассистенты. Нижние места занимали писцы.

Второй эшафот, тесно окруженный стражей, привлекал всеобщее внимание. На нем находились главные герои дня: подсудимая и человек, который должен был добиться ее раскаяния.

То был известный проповедник, доктор теологии, каноник церквей в Лангре и Бове мэтр Гийом Эрар. Его слава гремела повсюду. Его успех был настолько велик, что он едва успевал отвечать на приглашения. Вот и сейчас его с нетерпением ждали в богатой Фландрии. Мэтр Эрар нервничал. Он жалел, что согласился на сегодняшнюю проповедь. Фламандцы хорошо платили, а здесь много не получишь. Он решил по крайней мере восполнить материальные потери приумножением политического капитала: своей проповедью он собирался нанести чувствительный удар Карлу VII и подольститься к английским хозяевам.

Мэтр Эрар начал с того, что стал упрекать Жанну в многочисленных грехах. Она согрешила и против королевского величества, и против бога, и против католической веры. Никогда еще Франция не видела подобного чудовища: она и ведьма, и еретичка, и схизматичка, и совратительница. Она нарушила все божеские и человеческие законы и подвела под страшный удар свою страну и своего короля. Впрочем, король-то тоже хорош…

– О благородная французская династия, – соловьем разливался Эрар, – ты, которая всегда была покровительницей христианской веры, как тебя обманули! Карл, называющий себя королем, связал свою судьбу с еретичкой и раскольницей! И не только он, все его духовенство, себе на горе, впало в заблуждение, ведущее к страшному злу и пагубе!..

Жанна не слушала проповеди. Она давно уже привыкла ко всем этим словам и угрозам, они приелись и опостылели. Она жадно вдыхала воздух, смотрела в небо, прослеживая полет птиц. Она думала о том, как хорошо жить на воле, гулять по зеленой траве, нестись на коне среди полей и лесов. Неужели этого никогда уже больше не будет? Такому не хотелось верить. Она вырвется из рук годонов. В ушах все звучал шепот Луазелера: «…спасешься от англичан… будешь передана в руки церкви…» Конечно, попасть в руки этих попов тоже не сладость. Но это – жизнь. Сейчас важно выжить, а там… Там обязательно будет большая победа, которая освободит ее и ее страну.

Мэтр Эрар заметил, что подсудимая его не слушает. Он закричал:

– Я обращаюсь к тебе, Жанна! Я тебе говорю, что твой король еретик и схизматик!

Жанна вздрогнула. Этот гадкий поп, кажется, порочит ее короля. Но тем самым он наносит оскорбление милой Франции, всему народу, всем успехам ее дела! Нет, подобного она не допустит!..

Вынужденная перебить проповедника, девушка постаралась сделать это с возможной вежливостью:

– Мессир, при всем моем уважении к вам я готова поклясться жизнью, что мой король вовсе не такой, как вы утверждаете. Что же касается до моих слов и дел, то я одна за них в ответе.

Раздался одобрительный смех. Кто-то захлопал в ладоши.

– Прикажите ей замолчать! – взревел мэтр Эрар. Впечатление от проповеди было испорчено.

Жанна напряженно думала. Как, каким образом можно выиграть время? Как заставить их отложить вынесение приговора? Хоть бы какая-нибудь мельчайшая зацепка… И вдруг вспомнила. Во время процесса два монаха, пробравшиеся к ней в камеру, предложили ей апеллировать к римскому папе. Когда Кошон узнал об этом, он чуть не убил доброжелателей. В то время совет не принес пользы. Но почему бы им не воспользоваться теперь? Здесь, на людях, судьи будут вынуждены посчитаться с подобным требованием.

Жанна подняла руку.

– Я хочу что-то сказать… Я готова подчиниться святому отцу папе. Я прошу, чтобы мое дело было передано ему. Пусть он Сам меня выслушает…

Прелаты были встревожены. Винчестер отрицательно покачал головой. «Папа слишком далеко», – пробормотал Кошон. Все понимали, что обращение к папе – это отсрочка. А они боялись любой отсрочки в той же степени, в какой девушка ее желала.

Жанне было категорически отказано в ее просьбе.

Затем, согласно установленной форме, ей трижды предложили отречься.

Она отказалась.

Кошон поднялся со скамьи, достал свиток пергамента и развернул его. Это был приговор. Переглянувшись с мэтром Эраром, епископ начал читать.

Он читал медленно, отчетливо произнося каждое слово.

«…Именем сеньора нашего, господа бога. Все пастыри церкви, которые имеют в сердцах своих заботу о судьбе стада…»

Жанна видела, что свиток очень длинный. Вначале шли пустые, ничего не значившие слова. Но она хорошо знала, что будет в конце… Рядом с эшафотом стояла телега, на которую взобрался палач, поджидавший свою жертву…

Девушку окружили клирики. Среди них был и сочувствовавший ей пристав Масье, и человек, которому она верила, мэтр Луазелер. Все они уговаривали ее смириться. Что от нее требуют? Очень немногое! Пусть она откажется от мужской одежды и подчинится церкви! После этого ее переведут в церковную тюрьму, под надзор женщин. Мэтр Эрар, внимательно наблюдавший за этой сценой, сказал: