Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!» - [44]

– Орлеанской Девой.

С улицы доносился колокольный звон. Чуть смущенная Жанна кивнула в сторону окна:

– Почему звон?

– Празднуют.

А на английских позициях Толботу казалось, что это похоронный звон. Так и было, французы праздновали не просто победу, а уничтожение его боевых товарищей, уничтожение Турели. Толбот то ходил из угла в угол, мрачно косясь в сторону Орлеана, то лежал, закинув руки за голову. Он размышлял. Опытный военачальник, побеждавший во многих боях и умевший правильно оценивать положение дел, он прекрасно отдавал себе отчет, что осада Орлеана не просто прорвана, ее попросту нет. Осаждавшие сами превратились в осажденных, и если немедленно не уйти, то завтрашний (а вдруг это случится сегодня?!) штурм западных фортов принесет французам тот же результат, что и в Турели. Спасти Толбота и его войско мог только подошедший на помощь Фастольф или… уход со всех занятых позиций. Но Фастольф все не подходил, оставалось лишь убираться вон самим.

Англичане уходили от Орлеана, который осаждали двести дней, всего лишь на девятый день после появления в нем Девы! Причем ушли, оставив своих раненых и больных, пленных французов и множество всякой всячины, чтобы идти налегке.

Толбот вывел свое войско в поле перед Орлеаном и остановился, словно испытывая судьбу. Если бы на них напали из города, то уносить ноги было уже некому. Но и горожане, которых теперь было куда больше годонов, не приняли боя, они спокойно наблюдали, как уходят враги. Жанна успокаивала:

– Ваше время сразиться с ними еще придет.

Она оказалась права, только встретиться пришлось с объединенной армией Толбота и все же подошедшего Фастольфа.

А тогда к дофину была отправлена торжественная реляция, сообщавшая о снятии осады с Орлеана. В ней было много что, но Девы касалась лишь одна фраза:

«В некоторых сражениях принимала участие и Дева…»

Как-то не очень хотелось признаваться прославленным полководцам, что юная крестьянка из далекой деревни сумела сделать то, чего они не могли в предыдущие две сотни дней.

УВЕРЕННАЯ ПОСТУПЬ

Дофин милостиво принял отчет об освобождении Орлеана, но объявил, что денег на новую, большую, чем была, армию у него нет. Жанна смотрела на Карла и не понимала, это уже не сонная дурь, это позиция. Он не желал ничего делать даже для самого себя, предпочитая все получать готовым.

Но Дева знала и другое: кроме дофина Карла, есть еще простые французы, которые охотно пойдут в ее армию, не требуя за это денег, просто потому, что хотят быть свободными. А вооружить эту армию можно частично на деньги, полученные от благодарных горожан Орлеана.

Весь май люди шли и шли, присоединяясь к Деве. Это была ее армия, но командовать поставили милого герцога Алансонского. Жанна не была против, это не сверхосторожный Дюнуа, которого на каждом шагу приходилось перебарывать. Герцог предпочитал быть лишь номинальным командующим, а значит, армия будет наступать там и тогда, когда скажет Жанна.

Но герцог оказался осторожным и в отношении себя тоже, в этом Жанне пришлось убедиться при первом же штурме.

На Луаре не один Орлеан, требовалось освободить от годонов еще несколько крепостей, пусть не таких крупных и хорошо укрепленных, но делать это надо срочно, потому что Фастольф все же вышел со своими силами из Парижа, и уже началась игра на опережение. Первой крепостью оказался Жаржо. Годонами в ней командовал опытный Сеффолк. Он с содроганием узнал о падении Турели и уходе от Орлеана войска Толбота, прекрасно понимая, что придет и его очередь. Но от Парижа двигался Фастольф, и от Сеффолка требовалось только протянуть время, что он и делал.

Верная своей тактике, Жанна для начала попыталась уговорить Сеффолка сдать Жаржо на весьма выгодных условиях, но тот лишь презрительно фыркнул в ответ: вести переговоры с ведьмой?! Он готов вести переговоры, но только с герцогом Алансонским или с кем-то из боевых капитанов, с рыцарем. Спокойно, с толком обсудить условия почетной капитуляции…

Жанна, узнав о его «предложении», рассмеялась:

– Он не желает вести со мной переговоры, сидя в своей крепости? Пусть ведет их на поле боя! Только я говорю громче!

Это означало штурм. Для Жанны дело привычное, а каково герцогу, который был великолепным тактиком на карте, прекрасным наездником, ни разу не ходившим на штурм крепостей. Дева потребовала, чтобы он спешился и пошел, нет, даже побежал(!) вместе с ней в первых рядах штурмующих! Скажи это кто-то другой, герцог даже ответом не удостоил, но перед ним стояла девушка, которая сама уже ходила в атаку, и ее блестящие насмешливые глаза не позволяли герцогу отказаться! Пришлось спешиваться.

Однако когда Жанна подняла свое знамя и раздался восторженный крик штурмующих, бедолага почувствовал, что ноги ни за что не вынесут его не только на стену, но и вообще изо рва, в котором мимо не свистят стрелы и нет опасности быть убитым каким-нибудь осколком ядра. Дева с изумлением оглянулась на стоявшего неподвижно герцога:

– Вперед, милый герцог, пора!

Она кричала «Вперед!», а ему хотелось назад. Несколько неувереных шагов мало приблизили обычно самоуверенного кузена дофина к крепостной стене. Жанна попробовала подбодрить еще раз, она постаралась придать своему голосу самое беззаботное звучание: