Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!» - [37]

А от Орлеана уже мчались на полном скаку и просто бежали ополченцы. В городе продолжал звучать набат. У Жанны мелькнула мысль: не оставили бы остальные позиции без присмотра… Но додумать не успела, потому что увидела нечто угрожающее для нынешнего положения. На помощь своим из западных фортов вокруг Орлеана через Орлеанский лес успел привести подкрепление Толбот, его отряды выходили из леса, намереваясь ударить вбок наступавшим отрядам французов. Это могло не только сорвать штурм Сен-Лу, но и превратить все сражение в беспорядочное избиение не успевших перестроиться орлеанцев.

Позже Жиль хвалил ее за сообразительность, спасшую многие жизни и саму атаку. Жанна действительно сообразила мгновенно:

– Ополченцам встать пиками к врагу, прикрыв наступление на Сен-Лу!

Распоряжение юного полководца выполнили быстро, вышедшие из леса отряды Толбота увидели перед собой ряд пик и мечей. А знамя Жанны уже развевалось над бывшей бастилией Сен-Лу. Толбот был опытным полководцем, он быстро осознал, что бастилию Сен-Лу ему уже не спасти, а губить солдат, ввязываясь в ненужный бой, смысла нет. Немного постояв, воины Толбота бесшумно исчезли в лесу.

Осознав это, Жанна закричала от восторга, сама не зная что. Но ее мало кто услышал, французы добивали сопротивлявшихся годонов.

Немного погодя подвели итоги. Часть гарнизона взятой бастилии все же смогла уйти по восточному, противоположному склону холма, на котором стояла Сен-Лу, но более ста шестидесяти врагов убито и более сорока взято в плен. Потери самих французов оказались минимальны.

Но главным было не количество уничтоженных врагов, а то, что, лишившись Сен-Лу, годоны лишались и возможности контролировать переправу через Луару, путь на восток от Орлеана открыт, осада прорвана.

Жанна возвращалась в город, едва живая от пережитого. Это был ее первый бой, и сразу такая победа! Девушка имела право гордиться собой, именно ее вмешательство остановило бегство пехотинцев, именно она заметила выходивших из леса годонов Толбота и скомандовала перестроиться пехотинцам ополчения. Но больше всего Жанна гордилась даже не своим участием, а тем, что за ее знаменем люди пошли в атаку, ничего не боясь! Теперь она верила в силу своего треугольного белого стяга, как ни во что другое.

Вот это и услышал Жиль де Ре, когда подошел благодарить юного полководца за спасение и прекрасное командование.

– За моим знаменем солдаты пойдут на штурм любых высоких стен, потому что чувствуют, что их ведет сам Господь! Поэтому победа всегда будет за нами! И нужно только, чтобы я со знаменем оказывалась впереди любой атаки!

Случилось то, чего больше всего опасался барон, – Жанна твердо уверовала, что для успешного наступления она должна быть впереди, то есть под стрелами, снарядами, там, где опасней всего! И никакие убеждения или обманы теперь не помогут. Больше ее не отправишь спать средь бела дня, не оставишь на другом берегу реки и не уговоришь посидеть в тенечке, пока идет бой. Она – Воительница и намерена всегда быть впереди.

В ту минуту Жиль де Ре даже пожалел, что упорно учил неумеху из Домреми сидеть на коне и старался, чтобы она понравилась дофину. Если это дитя погибнет от рук годонов, он никогда себе не простит. Что бы не сказать тогда в Шиноне, что из нее ничего не выйдет? Отправили бы девчонку обратно в ее деревню, наверняка осталась бы жива, а теперь… Но, поглядев в горящие уголья черных глаз, барон понял, что не отправили бы! Дофину можно было говорить что угодно, не позволил Карл, так девчонка сама ушла бы в Орлеан и подняла среди жителей восстание против годонов, она жила уже не для себя, а для Франции.

И теперь предстояло попытаться сохранить эту жизнь, не всегда же ее будут миновать стрелы и пули!

Орлеан праздновал свою первую за много месяцев победу. Особенно обнадеживало, что главной заслугой даже бывалые воины признавали именно появление Девы со знаменем. Восторженные рассказы о том, как годоны испугались Деву и ее стяг, даже Толбот отступил, передавались из уст в уста. По городу понеслось: Толбот испугался Деву! Годоны боятся знамени Девы! Деву не берут ни стрелы, ни пули!

Жиль де Ре больше всего боялся, чтобы в такую исключительность и недосягаемость для врагов не поверила сама Жанна, то, что ее даже не зацепило в первом бою, ничего не значит, просто удача. Он вздохнул: теперь самоуверенная девчонка будет лезть на рожон постоянно, как ее убережешь?

Ободренные успехом, орлеанцы готовы броситься и на остальные форты, Дева, конечно, впереди. Это рвение не слишком понравилось капитанам Орлеана: как бы девчонка не наломала дров со своей верой в возможность победить врага одним призывом. Конечно, ополчение – это хорошо, и Сен-Лу они взяли малыми силами, и Толбот ушел, даже не вступив в бой, но такое могло оказаться чистой случайностью, а на войне случайностей дважды подряд не бывает, и тот, кто на них надеется, обычно остается лежать на поле боя либо попадает в плен. Это пытался внушить Жанне и барон, но Дева не просто поверила в свои силы, она решила, что теперь сможет командовать всеми войсками Орлеана. Капитаны начали злиться, им уже действовала на нервы эта самоуверенная девчонка! Даже Ла Гир, забыв о своем обещании, снова сыпал тысячами чертей.