Жанна – Божья Дева - [28]
Около 1400 г. презрение и ненависть к женщине, всё усиливавшиеся среди учёного клира, вызвали решительный протест со стороны Кристины Пизанской, итальянки родом, но совершенно францизированной и пламенной французской патриотки. Воспитанная при дворе Карла V, она, овдовев, зарабатывала на жизнь и на воспитание своих детей литературным трудом и, несомненно, ощущала на себе лично университетский антифеминизм. «Откуда это взялось?» – спрашивала Кристина. И она обрушилась на Жана де Мена, на холодную рассудочность и цинизм написанной им второй половины «Романа Розы», пользовавшейся феноменальным успехом в университетских и иных кругах. «Женщина не только не хуже, но во многом лучше мужчины, – писала Кристина, – не женщинами совершены самые тяжкие преступления истории; зато только женщины остались верны Христу, когда Он на кресте был покинут всеми» (мысль, кстати сказать, оккамовская).
Антифеминисты встали на дыбы. Первым откликнулся гуманист Жак Монтрёйский, оскорблённый также и тем, что Кристина попутно обругала за цинизм Овидия, после него выступили братья Коль и другие; Кристине писали, что не её бабьего ума дело осуждать Жана де Мена, «торжественного магистра святого богословия, весьма совершенного философа, знавшего всё, что доступно человеческому разумению».
Но тут в спор вмешался «видный клирик, – как пишет Кристина Пизанская, – очень замечательный богослов, избранный из избранных»; письмом на имя Жана Монтрёйского он утверждал, что права была Кристина. Этот «видный клирик» был Жерсон.
Скотское отношение к женщине было для Жерсона неприемлемо уже потому, что лично для него «милосердие Божие было воплощено в Его матери». Он нежно любил своих сестёр: и ту, которая была замужем, и шесть остальных, «маленьких смиренных служанок Господних, по примеру прежних времён посвятивших Богу свою девственность». Та «сочная» премудрость, пронизанная силами женской нежности, которую сам он, как видно, получил от своей матери, была для него вообще самым важным; о ней он и писал всю жизнь: «Наука принадлежит преимущественно и как бы исключительно рассудку, а премудрость – любви. И премудрость выше, потому что она – наука, но не сухая. И сочность её в любви, в устремлении, в воле человека». Не боясь дохристианских предчувствий и прообразов, он хотел, чтобы «его» университет символизировался Афиной, «чей образ стоял в Илионе, и если бы этот образ остался, то и Троя не погибла бы». В распре о «Романе Розы» Пине пишет:
«Жерсон разглядел то, чего, может быть, не заметила Кристина: рационализм, лежавший в основе аморальности Жана де Мена».
«Жерсон ничего не понимает в жизни, – отвечали антифеминисты, – а вот Жан де Мен…» – «Конечно, Жан де Мен был учён», – соглашалась Кристина. – «Я знаю, что справок они могут дать сколько угодно, но правда со мной… Хочешь прочесть действительно прекрасное описание рая и ада и более высокие рассуждения о богословии, более поэтические и более плодотворные? Прочти книгу, которая называется Дантон, она и составлена во сто раз лучше, даже без всякого сравнения, не в обиду тебе будь сказано», – писала она Пьеру Колю.
Яростная полемика, переходившая даже на личности, продолжалась несколько лет. Жерсон пишет о «людях без числа, молодых и старых, мужчинах и женщинах, которые рвались в беспорядке, перебивая друг друга, кто – обвинять Жана де Мена, кто – защищать его, кто – хвалить». Как и предвидела Кристина, никто никого не переубедил, и обе стороны остались, конечно, на своих позициях. Потом всё это забылось в разразившейся буре; поднятая главным образом рационалистическими университетскими кругами, эта буря стоила жизни и Жану Монтрёйскому, и братьям Коль; Жерсона и Кристину она вышвырнула в изгнание. Но оба дожили до появления семнадцатилетней девочки, которую Кристина назвала «славой женского пола», а Жерсон – «знаменосцем Царя небесного».
Последнее «полное» издание сочинений Жерсона выпустил в 1710 г. Э. дю Пен («Opera Omnia»); в действительности оно, с одной стороны, неполно, а с другой стороны – в него попали некоторые произведения, не принадлежащие Жерсону Несколько его писаний, не включённых в «Opera Omnia», обнаружил Э. Вастеенберге (ряд монографий, напечатанных в «Revue des Sciences Religieuses» за 1933-39 гг.). Основные мистические произведения Жерсона – «Montagne de Contemplation» и «Mendicite Spirituelle» в оригинальном французском тексте – опубликовал П. Паскаль («Initiation a la vie mystique», N.R.F., 1943). Основное изложение политической доктрины Жерсона – его речь «Vivat Rex», обращённая к королю Карлу VI 7 ноября 1405 г. (её также оригинальный французский текст был, насколько мне известно, в последний раз напечатан в Париже в 1824 г. у Debeausseau).
Общего исследования о Жерсоне во Франции до сих пор не существует. Ж. Пине в «La vie ardente de J. Gerson» (Bloud et Gay, 1929) стремится дать лишь своего рода введение, предназначенное для широкой публики (ив него вкрались явные неточности; разбирая, например, «Vivat Rex», он приписывает Жерсону мысли, которые тот действительно излагает, – но лишь для того, чтобы тотчас их опровергнуть). Хороший подбор фактов и цитат – в маленькой книжке Дакремона «Gerson» (Tallandier, 1929). «Jean Gerson» (1852) P. Томасси устарел безнадёжно, хотя содержит отдельные интересные указания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.