Жангада - [73]

Теперь ему было нетрудно установить, какие буквы повторяются чаще всего, и расставить их по порядку — сначала гласные, а потом согласные. Через три часа, после того как он начал работу, перед ним лежала азбука, и если его метод был правильным, она должна была открыть ему настоящее значение букв документа.

Оставалось только последовательно заменить буквы в документе буквами этой азбуки.

Но приступал он к этому не без волнения. Он предвкушал то духовное наслаждение — куда более сильное, чем многие думают, — когда человек после долгих часов упорного труда понемногу открывает смысл логогрифа, который он так страстно искал.

— А ну-ка попытаемся, — проговорил он. — Право, я буду очень удивлен, если не нашел ключа к этой загадке.

Судья Жаррикес снял очки, протер запотевшие стекла, снова нацепил их на нос и склонился над столом.

Взяв свою новую азбуку в одну руку, а документ в другую, он стал подписывать под каждой буквой документа найденную им букву, считая, что она должна точно соответствовать букве криптограммы.

Подписав первую строчку, он перешел ко второй, потом к третьей, к четвертой, пока не дошел до конца абзаца.

Чудак! Пока писал, он даже не позволял себе взглянуть, выходят ли из этих букв понятные слова. Нет, он решительно отказался от всякой проверки. Он хотел доставить себе наслаждение, прочитав все подряд, одним духом.

Кончив писать, он воскликнул:

— А теперь прочтем!

И прочитал…

Великий боже, какая белиберда! Строчки, которые он написал буквами своей азбуки, были так же бессмысленны, как и строчки документа! Это был еще один набор букв — только и всего; они не составляли никаких слов, не имели никакого смысла! Короче говоря, это были такие же иероглифы!

— Что за дьявольщина! — завопил судья Жаррикес.

13. Речь идет о шифрах

Было уже семь часов вечера. Судья Жаррикес по-прежнему сидел, погрузившись в решение головоломки, ни на шаг не продвинувшись вперед, совершенно позабыв и об обеде и об отдыхе, когда кто-то постучался в дверь его кабинета.

И, право, вовремя. Еще час, и мозг раздраженного судьи, чего доброго, растопился бы в его воспаленной голове!

После нетерпеливого приглашения войти дверь отворилась, и появился Маноэль.

Молодой человек оставил на жангаде своих друзей, безуспешно пытавшихся прочесть непонятный документ, и отправился к судье. Он хотел узнать: быть может, Жаррикесу больше повезло и ему удалось разгадать, по какой системе составлена криптограмма.

Судью не рассердил приход Маноэля. Мозг его был так переутомлен, что одиночество стало уже невмоготу. Ему было необходимо с кем-нибудь поделиться, а тем более с человеком, столь же заинтересованным в разгадке этой тайны, как и он сам. Словом, Маноэль явился кстати.

— Господин судья, — проговорил он, входя, — прежде всего позвольте спросить, добились ли вы большего успеха, чем мы?

— Сначала сядьте! — воскликнул судья Жаррикес. — Если мы оба будем стоять, вы приметесь ходить в одну сторону, я — в другую, а кабинет мой для нас двоих слишком тесен.

Маноэль сел и повторил свой вопрос.

— Нет! Мне так же не повезло, как и вам! И знаю я не больше вашего. Я ничего не могу вам сказать, кроме того, что теперь твердо уверен…

— В чем же, сударь, в чем?

— Уверен, что документ основан не на условных знаках, а на том, что в тайнописи называют «шифром», то есть на числе!

— А разве нельзя, — спросил Маноэль, — прочесть в конце концов и такой документ?

— Можно, — ответил судья, — можно, когда одна буква каждый раз заменяется одной и той же: если, к примеру, А всегда заменяется буквой Н, а Н — буквой К; если же нет, тогда нельзя!

— А в этом документе?

— В этом документе буквы меняются в зависимости от произвольно выбранного числа, которому они подчинены. Таким образом Б, поставленная вместо К, станет дальше З, потом М, или Н, или Ф, иначе говоря — любой другой буквой.

— И что же тогда?

— Тогда, скажу вам с глубоким сожалением, криптограмму прочесть невозможно!

— Невозможно?! — воскликнул Маноэль. — Нет, сударь, мы непременно найдем ключ к этому документу, ведь от него зависит жизнь человека!

И он вскочил в порыве негодования. Полученный ответ был так безнадежен, что Маноэль отказывался считать его окончательным.

Однако по знаку судьи он снова сел и сказал спокойнее:

— А почему, собственно, вы так уверены, что документ основан на шифре или, как вы говорите, на числе?

— Выслушайте меня, молодой человек, — ответил судья, — и вам придется согласиться с очевидностью.

Судья Жаррикес взял документ и положил его перед Маноэлем вместе со своими вычислениями.

— Я начал расшифровывать этот документ, как и следовало: основываясь только на логике и не полагаясь на случай. Итак, расставив по порядку буквы нашего языка от наиболее к наименее употребительным, я составил азбуку и подставил новые буквы в документ, по принципу нашего бессмертного аналитика Эдгара По, а затем попробовал его прочесть… И представьте, у меня ничего не вышло!

— Не вышло! — горестно повторил Маноэль.

— Да, молодой человек! И я должен был с самого начала сообразить, что решить эту задачу таким способом невозможно! Человек поопытнее меня избежал бы такой ошибки.