Жан Кавалье - [114]

И Жонабад медленным шагом направился к кучке камизаров.

Не будь бедная Изабелла опьянена сознанием, что все ее надежды вдруг сбылись, ее, быть может, поразило бы то резкое, лихорадочное нетерпение, которое проявил Кавалье по отношению к этому союзу. Действительно, это неожиданное решение ему было внушено не столько любовью к Изабелле, сколько чувством злобы к Туанон и желанием воздвигнуть непреодолимую преграду между самим собой и столь жестоко изменчивой женщиной. Он хотел, как говориться, сжечь корабли за собой, поставить себя в положение, отметающее возможность поддаться каким-либо низким или пагубным мыслям. Изабелла же была наверху счастья. Она выражала свою страстную признательность Жану, который смотрел на нее с глубокой грустью.

Вдруг в ущелье послышался лошадиный топот. Появился Иоас, прибежавший пешком, запыхавшись. Его послушная, умная лошадь следовала за ним вблизи, с поразительной ловкостью карабкаясь по почти остроконечным крутизнам. Кавалье, пораженный появлением своего лейтенанта, которого он не ожидал, оставил Изабеллу и побежал навстречу Иоасу, крича:

– Что случилось?

– Один из наших прибыл с дороги, которая ведет в Монпелье. Он столкнулся с передовыми постами королевских войск: они заняли высоты Тревьеса.

Надейся-на-Бога смотрел на Кавалье, покачивая головой с выражением удивления и страха.

– Высоты Тревьеса? – повторил Кавалье со сдержанной досадой и воскликнул, топнув ногой. – Ах, если бы я выступил дней десять тому назад! Ним был бы наш без выстрела. А теперь... Горе, горе мне!

В эту минуту неясный шум голосов послышался в ущелье.

Появились дю Серр и Ефраим в сопровождении Эспри-Сегье, лейтенанта лесничего и нескольких горцев.

Бывший эгоальский сторож весь кипел бешенством. Дю Серр тщетно старался его успокоить.

При виде Кавалье, ярость фанатика удвоилась. Прежде чем стекольщик успел помешать, он приложился к ружью, направив его в Кавалье.

– Грех Иуды начертан на твоем челе железным клеймом и острием алмаза.

– Остановись, брат! – воскликнул стекольщик, отводя ружье в то мгновение, как Изабелла бросилась в объятья Кавалье, чтобы прикрыть его своим телом.

Молодой камизар осторожно отстранил Изабеллу и спросил решительным и высокомерным голосом Ефраима, которого дю Серр с трудом удерживал:

– Чего ты хочешь, брат?

– Я хочу тебя убить, потому что Господь снабдил меня силой, справедливостью и храбростью, чтобы возвестить Иакову его преступление, а Израилю его беззаконие, – ответил лесничий, все еще угрожая Жану рукой.

Раненые камизары, бывшие в состоянии двигаться, приблизились к ним.

– В чем ты меня упрекаешь? – гордо спросил Кавалье Ефраима.

– Я ставлю тебе в упрек твою измену, Иуда! Двенадцать дней тому назад солдаты Предвечного должны были спуститься с гор. Ты говорил ежедневно: «Завтра!» И вот наступил день, когда филистимляне во всеоружии выступают против святой горы...

– Что он такое говорит? – почти с ужасом спросил Кавалье дю Серра.

– Нимские войска, соединению которых ты хотел помешать, примкнули к войскам маршала. Они заняли Букуаран. Опираясь на Гардон-д'Андюзу, они прикрывают епархию. Что делать теперь, раз мы окружены с этой стороны? – резко спросил дю Серр.

Первая новость, принесенная Иоасом, была неутешительна, но весть, сообщенная дю Серром, могла привести в отчаяние. Теперь не только Кавалье не мог ничего предпринять против Нимской епархии, но два отряда маршала Вилляра, заняв долину, двигались таким образом, что загнали горцев в их горы. Отдавая себе отчет в страшных последствиях своей ошибки, Кавалье уныло опустил голову, полный смущения.

– Вот видите! – воскликнул Ефраим. – Упреки совести его подавляют. Сказал же Иеремия: «Господь – Бог мести! Он не скоро карает, но в конце концов, точно огонь, вспыхивает Его негодование». Пусть же умрет этот человек смертью изменника! Мое видение должно осуществиться.

Камизары встретили слова Ефраима с суровым одобрением. Изабелла побледнела от страха. Кавалье, безмолвный, с упорным, прикованным к земле взглядом, походил на преступника перед судом. Сам дю Серр, постоянно восстававший против свирепости Ефраима, находил поведение Жана столь пагубным для общего дела, что хранил угрюмое молчание и как будто предоставил юного вождя мести камизаров. Новое событие увеличило ярость мятежников. Прибыл Ролан. Черты его лица выражали мучительное беспокойство.

– Братья! – воскликнул он. – Я направлялся к стану Кавалье. Один из горцев Ефраима, который стережет его лошадь у подножия ущелья, сказал мне, что вы собрались здесь. Королевские войска занимают Сент-Амбруаз, Баржак и начало Аркского моста.

Затем, увидев Кавалье, Ролан направился к нему и воскликнул грозным голосом:

– Каин, что сделал ты со своим братом? Мы доверили тебе нашу защиту. Мы полагались на тебя. Каждый день ты выжидал. Конечно, надо было ждать, пока не окружат нас вавилоняне, которым ты без сомнения нас продал. Сколько заплатили они тебе за кровь нашу? Изменник, изменник! Будь трижды проклят!

Отвечая только молчанием, Кавалье, все еще с опущенной головой, со скрещенными на груди руками, мрачный, неподвижный, казался совершенно уничтоженным. Можно было подумать, что признавая себя виновником верной гибели протестантского войска, он решился, не прося ни пощады, ни прощения, с отчаянным спокойствием перенести все наказания.