Жалость - [4]

По поводу хождений своих в эту крепкую, обручем единовластного правления схваченную провинцию он испытывал чувства разнородные и одно к другому притирающиеся со скрипом. За колонии, лежащие на побережье севернее и южнее, то и дело друг с другом спорили и дрались нации-претенденты, вследствие чего обычно и происходило очередное переименование, но перемены положения, при котором промыслы и ремесла там развивались только те, что требуются победившей нации, не происходило, зато в провинции Мэриленд разрешалось все, даже торговля с заграницей. А это для рядового колониста хорошо, для торговца еще лучше, а уж для посредника и финансиста лучше не придумаешь. Но до чего там все пропитано римским духом! Папежские священники напропалую разгуливают по городам, чуть не все площади которых уставили своими помпезными храмами, да и у каждой туземной деревни на задах — глядь, зловеще затаилась католическая миссия. Подмяли под себя все: законодательство, суды, ремесла… Источающие соблазн женщины в туфлях на высоком каблуке разъезжают в повозках, влекомых — кем бы вы думали? — десятилетними негритятами! Ложь, грязь, распущенность, коварство… Папежи — они папежи и есть. Блудницу римскую отринь — не так ли завещал нам сожженный в Смитфилде во времена королевы Марии преподобный Джон Рождерс? В сиротском приюте младшие дети всем классом заучивали по букварю его строки: Из рук ее не пей! / Ее кощунственных святынь / Беги в душе своей. Сие не значит, конечно, что с папежами нельзя торговать; довольно часто Джекобу даже удавалось брать над ними верх, тем более здесь, где табак и рабы так друг с другом повенчаны, сцеплены столь неразрывно, что любая из валют неизбежно тянет за собой другую. То вспышка насилия, то внезапный повальный мор — и все в тоске и печали. Кроме заимодавца.

Но как ни трудно подчас скрывать презрение, его надо уметь отодвинуть в сторону. Прошлую сделку со здешним плантатором Джекоб совершал через кого-то из его работников, сидя на табурете в пивной. Теперь по неясной причине его пригласили — скорее даже вызвали — в господскую усадьбу под названием «Вольница». И чтоб какого-то торговца вдруг пригласили сюда отобедать с джентльменом? В воскресенье?! Да нет, у них точно что-то стряслось. В конце концов, шлепая комаров и послеживая за кишащими в грязи довольно крупными змеюками, одна из которых успела уже напугать лошадь, он приблизился к широким железным воротам виллы «Вольница» и направил в них Регину. О великолепии этой усадьбы он был наслышан, но все равно к тому, что открылось взору, оказался не готов. Медового цвета каменный дом был поистине сродни дворцам. Вдалеке справа, за обнимающей двор оградой, кованую решетку которой мягко скрадывал туман, маячили ряды хижин — стоят пустые, тихие. Все, видимо, в полях, — сообразил он, — борются с потерей урожая, которою чревата этакая сырость. Успокоительный аромат табачного листа галаадским бальзамом полнил окрестность, напоминая о пылающем очаге и разносящих эль улыбчивых женщинах. Дорожка вывела на небольшую кирпичную площадку, предваряющую величавый проем входа на веранду. Джекоб остановился. Откуда ни возьмись, явился мальчик, которому Джекоб, спрыгнув с лошади на затекшие ноги, вручил повод с напутствием:

— Напоить. Кормить не надо.

— Да, сэр, — с готовностью отозвался мальчик и, развернув кобылу, повел ее прочь, приговаривая: — Хорошая девочка, хорошая, хорошая…

Джекоб Ваарк поднялся на три кирпичные ступени, потом не выдержал, вернулся на площадку, чтобы с отдаления еще раз полюбоваться домом. По сторонам двери два широченных окна, в каждом переплет не менее чем на две дюжины стекол. На обширном втором этаже еще пять окон, отражающих солнце, бьющее сквозь туман. Такого дома он не видывал в жизни. Даже самые богатые из его знакомых не возводили каменных палат; строили из бревен и самое большее обшивали тесом, а такие колонны — великолепием под стать зданию парламента — никому и нужны-то не были. Вот это да! Богато! — подумал он. — Однако, если прикинуть, ничего сложного: в теплом климате такой дом построить нетрудно. Мягкое южное дерево, легкий в обработке камень, щели конопатить не надо — наоборот, все должно как можно лучше продуваться, морозов-то нет! Видимо, длинный коридор, по сторонам гостиные и покои… Подобные палаты соорудить здесь можно запросто, и житие в них получится благостное, но, боже, что за жара!

Он снял шляпу и рукавом вытер пот со лба. Затем, тронув пальцем намокший воротничок, снова взошел по ступеням и опробовал скребок для обуви. Не успел постучать, как дверь отворилась и показался маленький человечек, весь составленный из противоречий: одновременно старый и безвозрастный, почтительный и насмешливый, беловолосый и черный лицом.

— Добрый день, сэр.

— Меня ожидает господин д'Ортега. — Через голову старика Джекоб заглянул в помещение.

— Да, сэр. Вашу шляпу, сэр… Сеньор д'Ортега ждет вас. Благодарю вас, сэр. Пожалуйте сюда, сэр.

Тут послышался голос самого д'Ортеги и его шаги — громкие, стремительные.

— Очень вовремя! Заходите, Джекоб. Заходите. — Он жестом пригласил его в гостиную.