Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой - [5]

Мама кричала, что придет время и мы на своем опыте узнаем, что такое измены мужа. К счастью для Ли, у нее такого не случилось, а вот я действительно узнала, и хотя временами было невыносимо горько и обидно, уроки, полученные в детстве, весьма пригодились в собственной семейной жизни. К сожалению, пригодились, лучше бы такой надобности не было, как и уроков тоже.

Я обожала веселого, всегда сыплющего комплиментами папу. Могла ли я не любить похожих на него мужчин? Пусть у моего Джека не было усиков, как у Ретта Батлера и Черного Джека (кстати, у Джозефа Кеннеди такие усики были), но он тоже любил жизнь во всех ее плотских проявлениях. Зато Джек в отличие от моего отца любил книги, то есть обладал тем, чего мне так не хватало у Черного Джека.

Думаю, мама совершила одну непростительную ошибку, она постоянно ругала при нас папу, причем ругала за нечто нам непонятное. Когда родители развелись окончательно, мне было одиннадцать, а Ли вообще семь. Понять в таком возрасте, что такое измены, затруднительно, тем более, у мамы хватило разума не объяснять подробно. Мы видели обожавшего нас папу, готового потакать во всем, и вечно недовольную, строгую маму, твердившую, что папа подлец. При этом папа маму за глаза не ругал (возможно, сознавая свою вину), зато хвалил нас.

Легко понять, что папины проступки вовсе не казались нам ужасными, а мамины требования, напротив, выглядели жестокими и бессмысленными.

В битве за наши души мама проиграла папе.

Неудивительно, он для нас ассоциировался с праздником. Папа не позволил продать мою Балерину, зная, как я люблю эту лошадь. Он водил нас в кино, заваливал игрушками, даже брал напрокат собак, чтобы доставить нам удовольствие при прогулке. Папа знакомил нас со своими друзьями (но не подругами!), водил на биржу, чтобы мы посмотрели, как за минуту зарабатываются и теряются миллионы, а потом (думаю, в порыве отчаянья, когда мама снова собралась замуж) позволил пользоваться своим банковским счетом. Позже, даже став совершеннолетними и имея такую возможность, мы с Ли никогда этим не злоупотребляли. Дело в том, что папа уже не был состоятельным, да и мы сами до замужества вовсе не были избалованы деньгами. Да, все вокруг было высшего качества и в достаточном количестве, но свободных денег до Кеннеди у меня никогда не было.

Папа больше не женился, а вот мама вышла замуж. Это было по любым меркам очень удачное замужество. Хью (его все звали Хьюди) Очинклосс был по-настоящему богат, он из круга «старые деньги», то есть из тех, кто разбогател не вчера, а получил и сумел не промотать состояние, созданное предками. В Америке начала сороковых это редкость, потому что многие потеряли свои деньги в период Великой депрессии, многие, наоборот, их тогда же сколотили. Очинклосс наследовал «Стандарт Ойл», что означало, что деньги у него будут всегда.

Но главное не его состояние, хотя пара роскошных имений с великолепными особняками, конечно, производили неизгладимое впечатление, а то, что сам дядя Хьюди, как называли его мы с Ли, был хорошим парнем. Он не волочился за каждой юбкой, не устраивал скандалов и не поддерживал мамины, которые та принялась закатывать по привычке, а еще очень любил детей, в том числе и пасынков.

Это был второй брак мамы и третий Очинклосса. Его первой супругой была русская аристократка Майя Храповицкая, второй Нина Гор Видал, чей сын от первого брака стал известным писателем-эссеистом (я бессовестно называла себя сестрой Гора Видала, что придавало вес в журналистских кругах). У них с мамой родились еще двое малышей, но они были слишком маленькими для нас с Ли, чтобы воспринимать Джанет и Джейми как сестру и брата, а не как игрушек в те времена, когда мы проводили лето в Мерривуде или в Хаммерсмите – имениях Очинклосса.

Папа был маминым замужеством расстроен. Дело в том, что мы стали проводить лето не в дедушкиной Ласате, а в Хаммерсмите либо Мерривуде – очаровательных имениях дяди Хьюди.

У Очинклосса тоже собиралась большая семья, но эта была уже несколько иная компания, где мы трое – Юши, я и Ли чувствовали себя не просто старшими, а словно людьми иного поколения. Мама вышла замуж, когда мне было тринадцать, а Ли девять, а в этом возрасте несколько лет значат очень много. Ли рано повзрослела, стараясь дотянуться до меня и быть «ничем не хуже».

В Хаммерсмите и в Мерривуде прекрасные условия для верховой езды, потому я все лето не вылезала из седла, хотя призы начала завоевывать еще в Ласате. Взять барьер, словно слившись с лошадью – это же так здорово.

Я очень любила свою Балерину и, учась в школе, написала дедушке в Ласату жалобное письмо, умоляя прислать лошадь мне и обеспечить ее содержание. Тогда это стоило примерно двадцать пять долларов в месяц – для девочки сумма немалая. Дедушка Джеймс пошел навстречу, Балерину действительно привезли в школьную конюшню, строго предупредив, что ухаживать за ней мне придется самой.

В Хаммерсмите, помимо конного спорта, серьезным увлечением стала литература. Если раньше я читала все подряд, только бы спрятаться от действительности, то теперь стала разбираться в том, что читаю.