Жак де Моле - [37]

Архиепископ обещал королю исполнить все в точности и совершил клятву Corpus Domini. В доказательство своей преданности гасконец в качестве заложников передал королю и двух своих племянников. Король со своей стороны также дал клятву и пообещал, что он сделает так, чтобы архиепископа обязательно выбрали в папы».

Впоследствии папа изъявил желание короноваться 14 ноября 1305 года, то есть ровно за два года без одного дня до даты повальных арестов рыцарей Храма. Выполнению шестой тайной услуги был отведен относительно небольшой срок.

Эта коронация, как пишет хронист, была отмечена страшными предзнаменованиями. Климент был провозглашен новым папой в церкви Сен-Жюст в Лионе кардиналом Наполеоном Орсини. После окончания церемонии торжественная процессия вышла из собора и двинулась по узким улочкам, забитым народом. Папа ехал на белом коне, которого вели за поводья с одной стороны брат короля Шарль Валуа, с другой — Жан, герцог Бретонский. Непосредственно за папой ехал сам Филипп Красивый. Неожиданно под тяжестью множества зевак отвалился кусок старой городской стены и упал прямо на тех, кто возглавлял процессию. Жан Бретонский был смертельно ранен, Шарль Валуа серьезно пострадал, а папу сбросило с лошади, и тиара оказалась втоптанной в грязь.

Восемь дней спустя на банкете, устроенном папой, приглашенные кардиналы и гости о чем-то серьезно поругались, завязалась драка, в которой один из братьев Климента V был убит.

Учитывая эти обстоятельства, Ногаре почти был уверен, что папа не выступит с явным протестом против воли того, кто возвел его на престол.

Однако следовало как можно быстрей добиться массовых признаний тамплиеров.

Для этого арестованных держали отдельно друг от друга, чтобы они не имели возможности общаться и договариваться относительно показаний. Почти всех храмовников посадили на хлеб и воду, многих лишали постели и сна, иногда подсылали к ним шпионов, которые должны были еще до начала допросов расположить заключенных к тому, чтобы они добровольно во всем признались.

По годами отработанной схеме велась психологическая обработка тех, кто еще совсем недавно считал себя просто недосягаемым для закона. Ногаре отлично знал, как подготавливать повальные признания. Еще в детстве ему рассказывали об этом бабка и мать, чьи мужья были заживо сожжены на кострах инквизиции.

Позаботился королевский легат и о том, чтобы в состав судей вошли люди, хорошо знающие каноническое и гражданское право, а также владеющие искусством богословской аргументации. Это были все те же сокурсники Ногаре, с которыми он вместе делил тяготы и невзгоды студенческой жизни в далеком от Парижа Монпелье. Каждый с охотой согласился не предложение друга, которому столь благоволила фортуна и который без меры был обласкан королевскими милостями.

Умение вести допрос было главным достоинством инквизитора, и некоторые опытные судьи составили руководства для начинающих, в которых содержались длинные ряды вопросов, предназначенных для еретиков. Здесь можно было видеть, как развивалось и совершенствовалось особого рода тонкое искусство, состоящее в умении расставлять сети обвиняемым, ставить их в тупик и заставлять противоречить самому себе. Инквизиторы, сплошь однокашники Ногаре, вовсю прибегали к диалектике, полной софизмов, подобно тому как они это делали, будучи студентами в Монпелье, на схоластических диспутах.

И в то же время друзья Ногаре жаловались на двоедушие своих жертв, тамплиеров, обвиняя их в лукавстве и вовсю порицая иногда удачные усилия рыцарей, направленные на то, чтобы не обвинить самих себя. Схоластика и знания диалектики, которые были хороши для инквизиторов, воспринимались не иначе как дьявольский промысел, если к этим же приемам пытались прибегнуть заключенные рыцари.

Законники под предводительством Ногаре выступили против славного рыцарского ордена, который хотя и оброс «коричневой грязью», но все-таки сохранил еще остатки боевого духа. Получалось, что смелость, мужество и доблесть должны были погибнуть в умело расставленных юридических ловушках плешивых, с брюшком и с хитрыми злыми глазками людишек, которых выкопал из грязи сам наскоро слепленный королевской рукой Голем-Ногаре.

Такого вызова и такой войны рыцари никак не ожидали и действительно поначалу были просто обескуражены. Магистр же вместе с другими высшими иерархами ордена пребывал первое время в состоянии оцепенения. Но это объяснялось тем, что де Моле ждал известий о благополучном исходе от тех, кто плыл сейчас на галерах в открытое море, унося с собой одну из величайших тайн мира. Это было гораздо важнее, чем суетный процесс, затеянный королем, чье проявление алчности де Моле прекрасно видел, когда оставил Филиппа Красивого наедине с сундуками, полными золота и серебра.

Обвиненный в ереси имел мало шансов доказать свою невиновность. Допрос вел сам инквизитор с помощниками, а краткое изложение процесса записывалось судебным клерком. Главной целью было любым способом доказать вину. Обвиняемому не разрешалось иметь адвоката, даже если бы он смог его найти, да и свидетели давали показания в его пользу неохотно, опасаясь обвинения в соучастии. Те, кто давал показания против обвиняемого, могли оставаться анонимными на том основании, что иначе их могли запугать, так что зачастую обвиняемый в лучшем случае мог лишь прочитать краткое изложение их показаний.