Зеро - [7]

— Чую, скоро по прерии отправлюсь скитаться я… — пробурчал Бруно и услышал новый облегчённый смешок Зеро. — Отведи-ка этого дьявола в сторонку, Тильда, сирена ты сладкоголосая, и мы посмотрим, жив ли ещё краснокожий.

Индеец был жив и оказался совсем юнцом — ещё младше Зеро. Тощим, как прутик, подростком в одних только драных леггинсах и набедренной повязке, со свалявшейся копной чёрных длинных волос. Он так и не очнулся, пока Бруно и Мозес осторожно извлекали его из-под камня. Пуля раздробила ему правое плечо и вышла под ключицей. Прежде чем окончательно лишиться сознания, он догадался туго перетянуть рану тряпкой, остановив кровь.

— Он выживет? — тревожно спросил Зеро, встав на колени возле распростёртого на земле мальчишки.

— Это уж как его Вакан Танка решит, — сумрачно отрезал Бруно и поднял на руки лёгкое тело. Голова индейца бессильно мотнулась. — Возвращаемся к фургонам.

* * *

Всё это ой как не нравилось Бруно — прежде всего потому, что вносило сумятицу в дела его цирка и привлекало к нему излишнее внимание власть предержащих. Ему требовалось только внимание публики.

Бруно не мыслил себя вне кочевой жизни и ярко освещённого круга арены. Он вырос в опилках, как говорят про себя сами цирковые, и ещё мальчишкой объездил пол-Европы с труппой итальянца Кавалли, побывав даже в России. Был он и силовым акробатом, «нижним», и умелым наездником, но в конце концов стал укротителем громадных кошек — тигров и львов, — которые, по его мнению, мало чем отличались от обычных кошек, были так же игривы, жестоки, грациозны и подчас коварны. Их когти и зубы не раз и не два полосовали его мускулистое тело.

Из Европы в Америку он привёз только тигрицу Зару и липицианца, доставшихся ему после расставания со стариком Кавалли. Тот вырастил Бруно с малолетства, относился к нему, как к родному сыну, и был крайне удручён его отъездом. Хотя и понимал, что душа Бруно жаждет свободы и приключений в Новом Свете, ставшем приютом для сотен тысяч бродяг и авантюристов всех мастей.

Мозеса с его верблюдом и мадам Тильду с её пуделями Бруно встретил уже в Нью-Йорке. Обоих китайчат и Джейкоба подобрал по пути на Запад — старый плут подрабатывал коммивояжером, не гнушался мелким жульничеством в салунах и до встречи с Бруно крепко закладывал за воротник. Ну, а крошка Мари… крошка Мари сама пришла в цирк Бруно однажды дождливой ночью в Луизиане и попросила приюта и защиты, сверкая своими фиалковыми глазами из-под намокшего капюшона. «Я осталась одна и не желаю продаваться, мсье», — гордо заявила она, и Бруно только кашлянул, смешавшись под её взглядом. Так Мари стала его лучшим цветком, маленькой королевой его труппы.

А потом появился Зеро, о чём Бруно ни разу не пожалел: более надёжного помощника трудно было сыскать.

Но, всеблагой Господь, кого же он сейчас намеревался пригреть?! Дикаря-дакоту, способного запросто прирезать его под покровом ночи! Тяжело раненный, измождённый, почти дитя, беспомощно болтавшийся в сильных руках Бруно, он был опаснее гремучки или бешеного койота. А ведь Бруно принёс его в собственный фургон! Больше некуда было.

— Тех, кого Боженька хочет наказать, он лишает разума, аминь, — пробормотал хозяин цирка, укладывая мальчишку на свою постель.

Распрямившись, он оглянулся через плечо. Разумеется, его труппа тоже оказалась здесь, включая красавицу Мари, — все толпились на ступеньках фургона, дыша друг другу в затылки. Почтительно расступились они только перед Тильдой, которая торжественно провела внутрь своего подопечного пса. Тот поднял на Бруно янтарные глаза, и в горле у него опять клокотнуло.

— Я его сюда не приглашал, Тильда, — почти не разжимая губ, проронил Бруно. — И вообще никого не приглашал, если на то пошло.

— Лобо всё равно стал бы искать мальчика, — невозмутимо пояснила Тильда, и Бруно только поднял бровь:

— Лобо?

Старуха величественно кивнула:

— И вы двое сумеете договориться. Вы достаточно умны.

— Вот спасибо-то! Я только ещё с волками не договаривался, — сварливо парировал Бруно. — Принеси-ка лучше мальчишке своё чудо-снадобье, ворожея, и посмотрим, что там с его раной. А вы, лентяи, — он свирепо уставился на затаившую дыхание толпу у входа, — все вон! Вам тут что, цирк?

— А я уже принёс бальзам, сэр! — улыбаясь во весь рот, отрапортовал Зеро и протолкался вперёд, держа перед собой заветную скляночку, словно пропуск. — Вот.

На его живой физиономии смешивались надежда и беспокойство, он переступал с ноги на ногу, явно намереваясь задержаться рядом со спасённым индейцем.

Бруно тяжко вздохнул и повернулся к постели.

Веки мальчишки были плотно сомкнуты, иссиня-чёрные космы разметались по подушке, худая грудь едва вздымалась. Но он всё ещё был жив.

— Крепкий, чертёнок, — с невольным одобрением констатировал Бруно, осторожно переворачивая его на здоровый бок. — Я подержу его, Тильда, а ты перевяжи ему рану. Ну а ты, шельмец, — он покосился на Зеро, чьи глаза расширились, как блюдца, когда хозяин начал снимать заскорузлую тряпку с плеча раненого, — ты возьмёшь на себя этого косматого беса, если он вздумает на нас кинуться.

— Не вздумает, — твёрдо заверила Тильда, которая тем временем успела расстелить на сундуке у изголовья чистую салфетку и протереть спиртом свои узловатые пальцы. — Пуля вышла наружу, это хорошо. И кровь давно остановилась… — пробормотала она, склонившись над индейцем. — Мелкие косточки все раздроблены, но срастутся быстро. Однако рана сильно воспалена, и мальчик обессилен. Я сварю ему лечебный отвар, но ни за что не могу ручаться.