Зерна гранита - [54]
— Я люблю вас!.. Прощайте!.. Дорогие мои, проща-а-ай-те-е! — содрогнулась от крика камера.
«МОЯ МОЛИТВА»
Одна из улиц, крутая, вымощенная булыжником, вела из центра Луковита к гимназии, находившейся на окраине города. Каждое утро на эту улицу врывался веселый синий поток одетых в ученическую форму юношей и девушек. Галдеж, крики, шутки, смех. Парни и девчата спешили наверх, к гимназии. Рано встающее солнце зажигало искры в их ясных глазах. Вместе с искрами разгоралось в них и неугомонное любопытство.
И вдруг — звонок!
Гимназия широко распахивает двери, классные комнаты наполняются учениками. Через минуту начнется первый час занятии.
Второй звонок. Распахиваются одна за другой двери. Слышатся отрывистые команды дежурных учеников:
— Класс, встать! Класс, смирно!
Затем следует рапорт. Называют фамилии отсутствующих.
Учительница встает перед стройными рядами, строгая и нахмурившаяся.
— Молитву! — резко требует она.
Самый ревностный бранник становится перед классом, молитвенно складывает на груди руки, и его монотонный голос начинает блуждать по комнате:
— «Отче наш, иже еси на небеси…»
Голос с религиозным благоговением и гордостью повторяет механически заученные слова:
— «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…»
Учительница стоит, словно каменная статуя, скрестив на груди длинные руки. Ее близорукие глаза, прячущиеся за толстыми стеклами очков, вглядываются то в одно, то в другое лицо. Она ищет, хочет найти кислую физиономию, ироничную усмешку, насмешливое подмигивание, потому что знает, что молитва не доходит до некоторых. Ее вздернутый нос, кажется, неустанно что-то вынюхивает между рядами.
Неожиданно взгляд ее останавливается на девочке со второй парты в среднем ряду. По лицу учительницы пробегает мрачная тень.
«Я уважаю вас как учительницу, но как человека ненавижу!» — сказала ей как-то эта очаровательная девочка с ясными глазами и полненькими красными губами.
«Я никогда не была такой, как она, — с завистью думает учительница. — А хотела бы я быть и уважаемой, и сильной…»
Она вздыхает и в этот момент замечает, что на нее смотрят маленькие синие глаза с длинными ресницами. Принадлежат они мальчику с приятным лицом в черном костюме из английского шевиота, в белоснежной рубашке.
Учительница сосредоточенно смотрит на него.
«Копия своего отца. Глаза такие же пустые. Ох эти предательские глаза! И легкомыслие у него отцовское».
Вначале она его побаивалась, потому что грешила с его отцом: вдруг парень узнает об этом и скомпрометирует ее. Но нет! Молодой человек гордился поступками своего отца. В сущности, учительница без долгих уговоров отдалась этому человеку. Может, больше даже от скуки… Ну и, разумеется, из-за его общественного положения в городе. Люди скоро узнали о ее «тайне», посудачили, пошушукались… и на том все и кончилось.
Она снова смотрит на мальчика. Он с жадностью следит за красивой девочкой со второй парты в среднем ряду.
«Дурак!» Поджав губы, учительница вновь осматривает ряды.
Взгляд учительницы встречается с горящими глазами Ивана Туйкова. Они не говорят, они полыхают ненавистью.
«Ты умнее, чем это необходимо в твоем возрасте, но закваска у тебя плохая, и ты пропадешь…» — думает она, глядя на него.
«Не беспокойтесь! Мой путь ясен как белый день! Борьба! Борьба до победного конца», — отвечает он взглядом.
«И что ты получишь?»
«Счастье».
«Наивный! Ничего ты не понимаешь. Счастье на стороне сильных. А вы слабы, очень слабы, чтобы быть счастливыми».
«Вам остается только сожалеть о времени, потерянном в университете. Вы ничего не узнали о том, чего стоит сила народа».
«Я знаю ей цену! Вдовы… сироты… нищета. А я хочу жить».
«В обнимку с этим фашистским кровопийцей? Это не жизнь. Люди называют таких женщин, как вы, продажными».
Молитвенный голос произносит:
— Аминь! — И смолкает.
Молчит и учительница. Лицо ее пылает. Руки дрожат, и она без нужды поправляет очки. Поджав губы, она не дает классу разрешения садиться. Ее безмолвный разговор с учеником Иваном Туйковым еще не закончился.
Она разжимает губы:
— Может быть, Туйков хочет сам прочитать молитву, потому что мысленно он не был здесь?
Глаза ее ищут поддержки учеников.
— Он хороший декламатор, госпожице, — быстро произносит юноша в черном костюме из английского материала и белой рубашке.
— Ты за себя отвечай! — отзываются с нескольких парт возмущенные голоса.
Учительница делает вид, что не слышит их.
— Мы слушаем! — поворачивается она к Ивану. Он смотрит ей в глаза.
«Ошибаетесь, я не знаю этой молитвы и не прочту ее».
«Безбожник! Прочтешь! Ты забываешь, что я сильная, и я заставлю тебя!»
Один из учеников нарушает молчание:
— Можно ли нам сесть, госпожице?
Она не отвечает. Смотрит на лица учеников. Девочка со второй парты в среднем ряду встречает ее взгляд без страха, гордо.
— Туйков, начинай! — нервно требует учительница.
— Пусть он выйдет к доске, госпожице! — ехидным тоном произносит широкоплечий детина, один из вожаков легионеров.
— Выйди! — говорит учительница.
Парта скрипит. Спокойным, размеренным шагом Иван выходит к черной доске. Осмотрев класс, поворачивается к учительнице и взглядом говорит ей:
«Мы сильны и горды, потому что нам, непонимаемым и гонимым, принадлежит будущее. Не смотрите на наши суконные домотканые брюки в заплатах! Не обращайте внимания и на мою вылинявшую рубашку! У моих друзей есть сердца, которые бьются в ритме завтрашнего, солнечного, свободного дня. А у нас… у нас найдется своя молитва, которой вы можете только позавидовать».
Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!