Зеркало зла - [17]

– Это я, – повторил штурман виновато, словно сам толкнул или подсунул девушку сэру Джорджу.

Сэр Джордж не успел ответить, как из глубины толпы, где обычно собираются борцы за правду, предпочитающие вести борьбу анонимно, раздался громкий голос:

– Для таких господ жизнь человека и пенса не стоит!

Ответом возгласу были глухой ропот и иные возгласы, также нелицеприятные для сэра Джорджа, который почувствовал себя обнаженным и беззащитным, словно король Франции Людовик на эшафоте на Гревской площади.

И надо сказать, что, хотя уже прошло шесть лет со дня казни монарха, а затем и завершения страшного террора, сэр Уиттли относился к тем вельможам, которые на всю жизнь после этого сохранили в себе недоверие к толпе, к ее темным инстинктам, ее грубости и внутренней ненависти к тем, кто дает работу, хлеб, кров, кто правит страной по возможности мудро и справедливо. Возможно, к этому примешивалась и память предков сэра Уиттли, которым пришлось бежать и скрываться от круглоголовых Кромвеля или от бедняков Уота Тайлера… В любом случае страх перед чернью глубоко сидел в сэре Джордже. Он медленно опустил трость и сжался на сиденье, готовый закричать Мэттью: «Гони!», но понимая, что именно это сделать невозможно и, пока толпа не выпустит его, никуда он не денется.

Девушка закрыла глаза и потеряла сознание, это было видно сэру Джорджу, и тогда он, ничуть, правда, не тронутый видом пострадавшей дурочки, которая со свойственной простолюдинам беззаботной тупостью сама сунулась ему под колеса, понял, что пора действовать.

В любом случае сэр Уиттли, будучи человеком, в принципе, бессердечным, если дело не касалось его близких, приказал бы Мэттью ехать дальше, кинув побирушке шиллинг, но в окружении такого числа свидетелей он был вынужден вести себя иначе. Тем более что, пока он рассуждал, сжимаясь под растущим зловещим ворчанием толпы, в первые ряды пролез вездесущий репортер-газетчик, ловкая бестия, готовый за сребреник разрушить карьеру и дело большого человека, а сегодня сэру Уиттли менее всего хотелось оказаться на виду у газет вигов.

– Чего вы стоите, Фредро! – крикнул он штурману. – Алекс, Мэттью, кладите девушку сюда. – Он посторонился на широком сиденье, освобождая место для пострадавшей, словно иной мысли ему и в голову не могло прийти.

Несколько рук поднялось вслед за девушкой – всем хотелось помочь, и уже утихала злость черни, потому что господин вел себя иначе, чем от него ожидали.

Алекс встал на подножку и поддерживал все еще бесчувственную девушку, чтобы она не коснулась сэра Уиттли и, не дай бог, не измарала его кровью. Сэр Джордж прозорливо осознал это желание штурмана и отдал ему должное, а сам отодвинулся как можно дальше от пострадавшей, потому что его плащ и сюртук были сшиты у такого дорогого портного, что этой девице за век не заработать на такую одежду.

– Трогай! – приказал сэр Джордж, полагая, что толпа теперь пропустит его экипаж, тем более что сзади дудели рожки карет, раздавались крики возчиков и кучеров, задержанных в своем движении.

Проверяя, убрался ли газетчик, сэр Джордж увидел у стены, на некотором отдалении от начавшей рассасываться толпы, немолодого уже человека с курчавыми, в седину, волосами, остроносым крепким лицом. Конечно же, это не грек и не цыган – это типичный сатир! Мраморную голову такого он видел в доме графа Мальборо – тот купил ее в каком-то из портов во время Средиземноморской кампании.

Курчавый человек, столь неожиданно появившийся на его пути с предупреждением о сикхах и в результате заставивший его влипнуть в неприятную историю, поднял руку, как родственник, остающийся на берегу и посылающий последний привет кораблю.

Сэр Джордж резко отвернулся от него.

Экипаж медленно поехал боковыми улицами, избегая толкотни, чтобы спокойнее и незаметнее добраться до дома. На этих улицах и улочках немыслимо трясло, молодой штурман достал свой платок и попытался закрыть им рану. Разрез на ноге был неглубок, но в длину достигал фута и потому обильно кровоточил.

В помощь штурману сэр Джордж пожертвовал своим платком – платки пропитывались кровью и создавали в экипаже ощущение полевого госпиталя. Ноздри сэра Джорджа давно не впитывали запаха свежей человеческой крови – у нее особый, дикий, тревожный запах… Сэр Джордж пытался угадать, какова собой жертва столкновения, но не мог – к нему были обращены распухшая синеющая грязная щека и спутанные волосы…

Экипаж свернул с улицы к металлической ограде, ворота в которой, выкованные более ста лет назад и бывшие произведением железного кружевного мастерства, медленно раскрылись, как бы примеряясь к скорости, с которой хозяин дома въезжал в свою резиденцию.

Открыв створки ворот, слуги в голубых ливреях замерли, вытянувшись и ничем не показывая своего удивления, но необычный вид экипажа встревожил дворецкого и двух лакеев, которые вышли к дверям наверху широкой лестницы, чтобы встретить сэра Уиттли. Они побежали навстречу ему, не дожидаясь, пока экипаж остановится у лестницы, и сильные руки лакеев сразу подхватили девушку, помогая штурману вытащить ее из экипажа.

Дворецкий, остановившись в двух шагах поодаль, спросил сэра Джорджа: