Зеркало, зеркало - [8]

– Они кому-то звонят, – говорю я, подходя ближе. – Эш, ну ты как?

Она отходит назад.

– Ну… – пожимает плечами. – Ладно, увидимся.

– Просто пиздец, – тихо говорит Лео. – Я о том, что с ней произошло. Не должно было все так кончиться. Ее обычные выходки никогда не привели бы к такому. Что-то тут неладно. Я нипочем не поверю, что она пыталась наложить на себя руки.

– Так вот как все думают? – спрашиваю я у мистера Смита в надежде, что он-то все разъяснит, поможет отделить правду от вымысла. Но он выглядит таким же растерянным, как и все мы. – Люди думают, что она пыталась совершить самоубийство?

– Не знаю, – он разводит руками. – К сожалению, я ничего не знаю. С полицией я не разговаривал – только с родителями Наоми, но, наверное, есть вероятность, что она…

– Нет, – я упрямо мотаю головой. – Это все фигня полная.

– Най боялась воды, – говорит Роуз. – Она даже уроки по плаванию пропускала, всегда говорила, что у нее месячные. Будь ей настолько плохо, что она готова была утопиться, мы бы заметили. Мы бы ей помогли.

Тут она резко смолкает, отворачивается и прижимается к Лео, а он сжимает ее в объятиях.

– Мне казалось, найдем ее, и все сразу наладится, – говорю я. – Но я даже не знаю, что делать. – Мистер Смит кладет руку мне на плечо, и я прикасаюсь к ней щекой.

– Я даже не знаю, что делать, – повторяю я, ища утешения в его взгляде. Мне хочется услышать от него, что бояться нечего, ему я поверю.

– Ладно, ребята, вам сегодня пришлось нелегко. Давайте я отвезу вас домой, к родителям. Семье Наоми нужно привыкнуть к новым обстоятельствам, не будем на них наседать.

– Я лучше прогуляюсь, – тут же говорит Лео.

– Я тоже. – Я оглядываюсь на Роуз, а она, склонив голову на бок, обращается к мистеру Смиту:

– А сами вы как, ничего?

– Я? Да все нормально. – Его утомленная улыбка успокаивает. – Послушайте, Наоми – настоящий боец, даже доктор так считает. Все образуется, вот увидите.

Мы уходим, а он остается на месте, продолжая наблюдать за Наоми сквозь жалюзи.

Штука в том, что мистер Смит не просто хороший учитель: только он один из всех окружающих меня взрослых ни разу в жизни меня не подводил. Многие в «Темз Компрехенсив» скажут о нем то же самое. Он никогда не врет нам и все такое, обращается с нами как с людьми, а не как со скотом. С таким учителем можно поговорить о чем угодно – он обязательно выслушает и постарается помочь. Вот мне он помог, когда дома все разладилось: объяснил, что надо оставаться собой, что в этом нет ничего плохого, что мне необязательно жить так, как живут мои родители. Он хороший человек, добрый.

– Мама и папа Наоми еще не вернулись, – говорю. – Нельзя оставлять ее одну.

– Идите, – говорит он. – Я за ней присмотрю.

Тогда Роуз подхватывает нас с Лео под руки и ведет к выходу.

– Ребят, это жопа, – говорит она, когда двери лифта закрываются. – Вот в нее и предлагаю надраться.

Год назад…

– Минуту внимания! – мистер Смит старался перекричать стоявший в классе галдеж. Был первый учебный день после летних каникул, и все вокруг что-то обсуждали: кто чем занимался, кто с кем встречался, кто кого трахнул.

Роуз – тогда мы были друг другу чужие, и она представлялась мне прекрасным мифическим созданием, которым можно любоваться только издалека, – сидела на парте в углу, а вокруг нее собралась целая толпа. По меньшей мере половина класса смотрела не на Смита, а на нее, с упоением слушая историю, которую Роуз иллюстрировала размашистыми жестами.

Не следили за ее рассказом только я, Наоми Демир и Лео: мне и так неплохо сиделось за последней партой, где никто меня не видел; Наоми, одетая так, будто сошла со страниц манги, нетерпеливо постукивала ручкой по парте; Лео трепался по телефону.

– ПОСЛУШАЙТЕ! – заорал Смит, и в классе стало малость потише. – Мне не хочется вас наказывать, но, если не рассядетесь по местам, я это сделаю. Уяснили?

Его слова были встречены стонами, вздохами и закатыванием глаз. Роуз только рассмеялась и, оставшись сидеть на парте, положила ногу на ногу и стала ритмично постукивать ботинком о ножку парты: бум, бум, бум.

Но мистер Смит поступил хитро. Он не попытался ее приструнить, как это сделал бы любой другой учитель, а просто перестал обращать на нее внимание. Ее самоуверенность слегка сдулась, и этого оказалось достаточно, чтоб остальные успокоились и заняли свои места. Мне понравился этот трюк, в мыслях промелькнуло: «Вот видишь, если долго не обращать внимания на того, кто тебе симпатичен, в конце концов человек в тебя влюбится».

Ну как можно быть таким ничтожеством?

Так вот, мистер Смит объявил, что разделит нас на команды – типа музыкальные группы, – а мы должны будем написать и исполнить вместе три песни. Пока он называл имя за именем, во мне нарастала экзистенциальная тревога. Видите ли, в чем дело: тогда никто со мной не общался, и такое положение вещей меня вполне себе устраивало.

Меня не гнобили, вы не подумайте. И все же это сейчас я в хорошей форме и играю в рок-группе, а год назад на меня без слез и взглянуть нельзя было – кожа да кости. Впрочем, сказать по правде, никто на меня и не смотрел. А меня это и не заботило. У меня было одно желание: спрятаться в собственной шкуре и превратиться в невидимку. Для безопасности. Не хотелось мне играть ни в какой группе и ни в чем участвовать – командная деятельность, причем любая, была мне ненавистна. К тому же было совершенно очевидно, что никто не захочет иметь со мной дело.