Зеркало Урании - [22]

Кстати, еще один пример того, как удивительно сбываются порой случайные догадки — атомные взрывы в романе Никольского потрясли Землю в 1945 году (см. главу "Отблески ада").

К сожалению, нет возможности рассказать о многих примечательных книгах тех лет, до сих пор не утративших своего интереса. Только о поразительных научно-технических догадках, щедро рассыпанных в советской научно-фантастической литературе 20-30-х годов, можно было бы написать специальное исследование.

Остановимся лишь на одной, пожалуй, общей черте этих книг. Если технические, космические, биологические аспекты общества будущего писатели хоть как-то могли себе представить, то социальные отношения, образы самих людей им редко удавались. Произвольные схемы, надуманные черты быта, наивное воскрешение античных традиций, примитивная идеализация — одним словом, все, что характерно для многих современных книг о будущем, в гораздо больших масштабах было представлено в фантастике 20-30-х годов.

И это понятно. Развитие техники человек может прогнозировать более или менее объективно, изменение человеческой психологии приходится ретроспективно постулировать. Нельзя отрывать человеческое сознание от социальных отношений, а они развиваются и совершенствуются медленнее, чем материально-техническая база.

Как правило, писатель пишет о людях сегодняшнего дня и для людей сегодняшнего дня. Поэтому, когда он пытается заменить реально существующего человека из плоти и крови некой рафинированной схемой, его обычно ожидает неудача. В этом отношении более правильной представляется позиция тех писателей, которые видят людей будущего в лучших наших современниках.

Действительно, еще совсем недавно профессия космонавта имела права гражданства лишь на страницах фантастики, тогда как сами эти люди уже существовали, упорно тренировались в будничной, лишенной героического блеска обстановке, готовились к своим беспримерным полетам. Теперь наши советские космонавты как близкие люди, без преувеличения, вошли в каждую семью. За их полетами все мы с волнением следим по радио, телевидению, газетам.

Если в докосмическую эру выдуманный, почти бесплотный герой-космонавт и мог приниматься читателем за живого человека, то теперь литературного героя читатель мерит образами реально существующих людей. Хороших, умных, обладающих чувством юмора и всеми человеческими достоинствами и недостатками. Конечно, всякая идеализация окажется беднее реального, полнокровного образа, а это поведет к недостоверности и в итоге — к творческой неудаче. Разрыв с действительностью так же опасен для писателя-фантаста, как и для любого другого писателя. Только та фантастика достигает своей цели, которая показывает чудесное на фоне обыденного, необычайное в достоверном.

Недаром сатирический гротеск морально не устаревает, а для научной фантастики это опасно. "Мастер и Маргарита" Булгакова и сейчас читается с неослабевающим интересом, тогда как многие научно-фантастические произведения его современников оказались забытыми. Почему? Да потому, что морально устарели. Научные предвидения их оказались осуществленными или опровергнутыми наукой, а живых людей и живых ситуаций в них никогда не было. И напрасно критики жалуются на то, что иные вещи "незаслуженно забыты". Заслуженно. В то же время "Гиперболоид инженера Гарина" до сих пор остается в числе наших любимых книг, несмотря на то что в научном отношении роман абсолютно устарел. Где уж кустарному гиперболоиду конкурировать с лазером, а теории оливинового пояса Манцева — с теорией зонной плавки. Но разве мы это замечаем? Ничуть (см. главу "Вечный ветер").

Точно так же живут лучшие произведения А. Беляева, а слабые сугубо технические его творения, хотя недавно и переизданные, не могут уже вызвать прежнего интереса. То же самое можно сказать и о некоторых более поздних произведениях, как, скажем, "Истребителе 2Z" С. Беляева и "Тайне профессора Бураго" Н. Шпанова. Чисто служебный фантастический их элемент претерпел быструю инфляцию, и спала вуаль, за которой скрывались художественные слабости. Такая же участь постигла и ряд произведений фантастики ближнего прицела, несмотря на то, что некоторые из них были созданы еще совсем недавно. Взять хотя бы "Горячую землю" Ф. Кандыбы, в основу которой положена проблема использования горячих недр планеты. Но разве можно брать рядовую, в общем-то абсолютно реальную проблему сегодняшнего дня в основу произведения, подчиняя ей сложные перипетии, обусловливая ею не только профессии, но и характеры героев?

Вечный ветер

Конечно, цель всего творенья — мы,

Источник знанья и прозренья — мы.

Круг мироздания подобен перстню,

Алмаз в том перстне, без сомненья, — мы.

Омар Хайям

"Vita brevito ars longo", — говорили римляне — мастера лапидарных формулировок. "Жизнь бренна — искусство вечно"… Не уверен, что есть что-нибудь действительно вечное в бескрайней Вселенной, где все подвержено изменению, а гибель и рождение замкнуты в круг без конца и начала. Но как бы там ни было, искусству уготовлена долгая, по сравнению с человеческой, жизнь. Разве это не диво, что не машина времени, придуманная фантастами, не хитроумный прибор, сконструированный в каком-то неведомом НИИ, а всего лишь стопка сброшюрованных листов бумаги позволяет нам бессчетно возвращаться назад? Она — словно билет в дивную сказочную страну, где ничего не меняется, хотя и полно движения. Как необыкновенно приятно, как упоительно бывает посетить ее после долгого отсутствия и застать все на своих местах, все как было. Это не только сверхсветовой полет в мир вымысла, где живут и всегда будут жить любимые наши герои, но и возвращение в собственное детство. Иначе мы бы вряд ли стали столь часто перечитывать полюбившиеся с давних пор книжки.