Зеркало тетушки Маргарет - [8]

— Он так легкомысленен, — по сто раз на день твердила она сестре. — Он ведь такой, он ведь никогда не пишет, если все хорошо. А коли случилось бы что-то худое, он непременно известил бы нас.

Леди Ботвелл выслушивала сестру, не пытаясь утешать ее.

Вероятно, она придерживалась мнения, что даже самые худшие новости, какие только могли прийти из Фландрии, несли бы в себе некоторые крохи утешения, и что вдовствующая леди Форрестер, ежели бы ей было суждено таковою оказаться, могла бы, пожалуй, обрести некий источник счастья, неведомый жене самого веселого и славного шотландского джентльмена.

Сие убеждение стало лишь крепче, когда им довелось узнать, наведя справки в ставке главнокомандующего, что сэр Филипп покинул армию, хотя был ли он убит или захвачен в плен в одной из тех многочисленных стычек, в которых так любил отличаться, или же добровольно оставил службу по какой-то непонятной причине либо внезапной прихоти, не брался даже и гадать ни один его соотечественник из лагеря союзников.

Тем временем на родине заждавшиеся его кредиторы потеряли терпение, подняли шум и вошли во владение его имуществом, угрожая даже и самой свободе его, когда бы ему хватило дерзости вернуться в Шотландию.

Эти дополнительные злоключения сильнее разожгли гнев леди Ботвелл на беглого мужа, тогда как ее сестра не придавала им никакого значения, за исключением того разве, что они усугубляли ее горе из-за отсутствия того, кого ее воображение ныне — как и до свадьбы — рисовало ей веселым, галантным и нежным.

Примерно в это время объявился в Эдинбурге некий человек весьма достопримечательной наружности и необычных притязаний.

Обычно он величал себя Падуанским Доктором, ибо получил образование в этом прославленном университете. Говорили, будто он обладает некими редкими врачебными рецептами, посредством которых, как было доподлинно известно, совершил несколько удивительнейших исцелений.

Но хотя все лекари Эдинбурга в один голос называли его просто-напросто шарлатаном, немало нашлось и таких, причем в число их входило даже несколько священнослужителей, кто, признавая истинность свершенных им исцелений и силу его снадобий, утверждал, будто бы доктор Баптиста Дамиотти ради успеха в своей практике применяет колдовство и богопротивную черную магию. Обращение к нему почиталось этими ревнителями веры величайшим прегрешением, каким только может быть поиск здоровья у лжебогов и надежда на помощь, что приходит из Египта.

Однако ж защита, кою оказывали Падуанскому Доктору некоторые его доброжелатели, позволила ему совершенно не считаться с подобными злопыхательствами и даже притязать — и это в Эдинбурге, городе, прославленном своей нетерпимостью к колдунам и некромантам! — на опасную славу предсказателя будущего. Вскорости прокатились слухи, будто за определенную мзду (разумеется, немалую) доктор Баптиста Дамиотти готов поведать посетителям о судьбе отсутствующих друзей и даже показать их самих и то, чем они в настоящий момент занимаются.

Слухи эти докатились наконец и до леди Форрестер, достигшей уже той степени смятения духа, в котором страдалец готов пойти на что угодно и вынести все, что только ни потребуется, лишь бы неуверенность перешла в хоть какую-нибудь определенность.

Таковое состояние сделало леди Форрестер, обычно столь робкую и нерешительную, не менее отважной и упрямой, и вот однажды сестра ее, леди Ботвелл, была немало удивлена и встревожена, услышав от нее о твердом решении посетить этого чудесника и узнать у него судьбу пропавшего мужа.

В ответ леди Ботвелл возразила, что совершенно невозможно, чтобы столь дерзкие притязания иноземца могли бы основываться на чем-либо, кроме мошенничества.

— Я не страшусь, — отвечала покинутая жена, — подвергнуться насмешкам. И ежели есть хота бы один шанс из ста, что я могу получить какие-либо сведения о судьбе моего мужа, я не должна упустить этот шанс ни за что на свете.

Тогда леди Ботвелл попробовала указать ей на незаконность обращения к подобным источникам запретного знания.

— Сестра, — отвечала страдалица, — тот, кто погибает от жажды, не отвергнет воду, будь она хоть сто раз отравлена. Та, что страдает от неопределенности, должна искать сведений, хотя бы их предлагали силы нечестивые и дьявольские. Одна, без спутников отправлюсь я узнать свой жребий, и сегодня же вечером узнаю его, и солнце, что поднимется завтра утром, найдет меня если и не более счастливой, то хотя бы более смиренной.

— Сестра, — сказала леди Ботвелл, — если ты и впрямь решилась на этот дикий шаг, то отправишься туда не одна. Если человек этот — обманщик, то волнение твое может помешать тебе раскусить его мошенничество. Если же, во что поверить я не могу, он и в самом деле обладает тем небывалым могуществом, на кое притязает, то тебе не придется одной сообщаться со столь сверхъестественными силами. Коли ты действительно решилась идти, я пойду с тобой. Но все же лучше передумай и откажись от замысла, выполнить котррый нельзя без греха, а весьма вероятно — и без опасности.

Бросившись в объятия сестры, леди Форрестер припала к ее груди и на сотни ладов благодарила за предложение пойти вместе с ней, однако меланхолическим жестом отвергла дружеский совет, коим это предложение сопровождалось.