— Незнакомец, кем бы ты ни был, — молвила леди Ботвелл, — не настаивай так жестоко. Было бы позорным лицемерием принудить мои губы произнести слова, против которых восстает каждая частица моего сердца. Тогда сама земля разверзлась бы, явив мне тело моей загубленной сестры и окровавленный труп моего убиенного брата. Простить его?.. Никогда, никогда!
— Великий Боже! — возопил старик, воздевая руки. — Так-то черви, коих ты создал из праха, повинуются заповедям своего Создателя? Прощай же, гордая и непреклонная дама. Торжествуй, что внесла свою лепту в предсмертные муки агонии и отчаяния; но никогда более не смей насмехаться над небесами, прося у них прощения, которое отказалась даровать сама.
И он повернулся прочь.
— Остановись! — воскликнула леди Ботвелл. — Я постараюсь… да-да, постараюсь простить его.
— О великодушная госпожа, — возликовал незнакомец, — ты снимаешь тяжесть с изнемогающей души, переполненной прегрешениями и не смеющей распроститься с грешным своим земным существованием, не примирившись с тобой. Я знаю — твоя снисходительность может еще спасти для покаяния остатки жалкой жизни.
— Ха! — воскликнула вдруг леди Ботвеял во внезапном озарении. — Так это же сам негодяй собственной персоной!
И ухватив сэра Филиппа Форрестера — ибо это был не кто иной, как он-за воротник, она закричала:
— Убийца, убийца! Держи его!
Заслышав столь неожиданные в подобном месте вопли, все общество тут же примчалось на зов, но сэра Филиппа Форрестера там уже не было.
С неожиданной силою вырвавшись из хватки леди Ботвелл, он выбежал из комнаты в апартаменты, ведущие на лестницу.
Казалось, там не было ему путей к бегству, ибо по ступеням и вверх и вниз сновали люди.
Однако ж злосчастным беглецом владело безумие отчаяния.
Он бросился с балюстрады и благополучно приземлился в вестибюле, хотя тот находился в добрых пятнадцати футах внизу, а оттуда стремительно выскочил на улицу и пропал во тьме.
Кое-кто из семьи Ботвеллов пустился за ним в погоню, и догони они беглеца, то, верно, бы убили его на месте, ибо в те дни кровь жарче струилась по жилам людей.
Но полиция не стала вмешиваться — преступление произошло слишком давно и к тому же в чужой стране.
После же все думали, что сия необычная сцена являлась лишь лицемерной попыткой сэра Филиппа выяснить, может ли он вернуться на родину, не опасаясь отмщения семьи, которой нанес столь сильный ущерб.
Поскольку же результат оказался полностью противоположен его чаяниям, он, по всей видимости, вернулся в Европу, где и умер в изгнании.
Так заканчивается история таинственного зеркала.
