Зеркало Рубенса - [15]
Ему еще предстояло перелезть через забор в саду Рубенса, не выронив листы и формы, прокрасться с неудобной ношей по улице, избегая стражи.
Слава богу, нет дождя!
Накануне Лукас зашел в мастерскую ван Дейка и специально оставил дверь в сад незапертой.
«Антонис больше сюда не придет никогда, поэтому его дом заложат или продадут, и придется мне тогда для своих сокровищ найти новое убежище. Завтра ночью принесу сюда оставшиеся листы, – решил он, бережно раскладывая гравюры на полу в сухом чулане. – Может, Рубенс утром не заметит пропажу в своей мастерской, ведь у меня там осталось одно важное дело, и если все получится, он крепко запомнит меня. Все запомнят! А моя слава расцветет еще больше».
Лукас зажег свечу. На эстампе портрета полководца Лонгваля, уже подписанном Рубенсом, в углу, он нацарапал резцом:
«Это стоило мне забот и лишений, многих ночей бодрствования и великой обиды».
Затем он вышел в сад, поднял лицо к звездам, раскинул руки и стал кружиться, выкрикивая что-то.
Из письма Яна Вилденса брату от 22 сентября 1620 года
«Брат мой Бортоломеус, приветствую тебя и надеюсь скоро обнять. Все здесь, в Антверпене, стало постылым и мрачным. Одному Господу известно, что будет теперь с моей работой у Рубенса, но оставлять его мастерскую, навсегда или на время, не жаль… Мне кажется, Лукас и правда болен, потому что, совершив эту кражу, – а Рубенс кричит на всех углах, что это кража, хотя гравер считает иначе, – на следующий день Лукас явился в мастерскую и снова встал к станку как ни в чем не бывало. Мы надеялись, что таким образом ссора разрешится, они помирятся, как уже случалось прежде. Рубенс тоже пришел и стал наносить рисунок на эскизную доску. Он велел Дель Бо читать вслух по-латыни, кажется, тот читал Аристотеля. Впрочем, никто не успел вникнуть, потому что вдруг кресло под патроном подломилось, и он опрокинулся на спину, упав назад, а согнутые ноги в домашних туфлях оказались вверху. Стыдно признаться, все засмеялись, я тоже. Ворстерман вышел из своего угла и смеялся громче всех, гоготал, как пьяный крестьянин, и приседал, и бил себя по бокам. Конечно, мы кинулись поднимать мэтра, и через какое-то время он встал, но был весь красный и трясся от гнева. Я боялся, честное слово, что его хватит удар. Рубенс решил, что гравер подпилил ножки его любимого кресла. Прав он или нет – судить трудно, потому что затем все произошло быстро, и уже исправить ничего нельзя. Рубенс схватил какой-то нож, шпаги при нем не было, а у Ворстермана в руках оказалась ножка стула. Драки не случилось, потому что мы держали Лукаса вчетвером. Рубенс кричал на весь дом, что его хотят убить, Дель Бо кричал почему-то, что Рубенса уже убили. Прислуга побежала за городской стражей. Вышла какая-то дикая ярмарочная комедия, но никто не смеялся. Это случилось три дня назад, а на следующий день Лукаса Ворстермана посадили в городской карцер. Суд постановил, что он сумасшедший».
Ратуша Антверпена, осень 1620 года
Рубенс вошел в просторный зал магистрата по-хозяйски, и стоявшие у дверей молодые солдаты, увидев красный плащ, небрежно накинутый на плечо, и кончик шпаги, торчащий из-под него, спешно отдали честь, уверенные, что прибыл вельможа из Брюсселя.
– Вы не смогли явиться ко мне, господин Роккокс. И не ответили на письмо. Что ж, вот я, оставив важные дела, пришел сам, – произнес Рубенс недовольно, снял шляпу и сдержанно поклонился.
Бургомистр привстал со стула:
– Слишком много дел, слишком много, – виновато забормотал он.
– Вот, это послание от эрцгерцогини. – Рубенс бросил на стол бумагу. – Вы тоже получили письмо от нее? О моем деле?
«Я же знаю, ты получил». – Рубенс смотрел бургомистру в глаза с вызовом. Роккокс выглядел уставшим, более бледным, чем обычно.
– Получал… где оно… ага. – Роккоксу было скучно вникать в ссоры художников. «Один из учеников Рубенса взбунтовался… даже странно, что это произошло только сейчас. Мэтр хочет раздуть из этой ссоры дело государственной важности, смотрит на меня, как Вильгельм Молчаливый на испанского солдата. Разве он имеет на это право? Разве не приносил я ему хорошие заказы, большие деньги? Как не ко времени вся эта суета», – с тоской думал Роккокс.
– Что будем делать? – продолжал напирать Рубенс, плотно усевшись в кресло перед необъятным столом бургомистра.
«Он действительно лишен всякого такта, наш великий художник». – Роккокс был настроен мрачно.
– Что. Вы. Собираетесь предпринять? – раздельно произнес Рубенс и помахал шляпой в воздухе.
Роккокс постарался ответить спокойно:
– Буйный гравер в карцере для дураков. Его лечат и читают над ним молитвы. Разве не достаточно? Вы теперь в безопасности.
– А если сбежит? Устроит еще одно покушение на мою жизнь? В Брюсселе правильно все поняли, спасибо небесам за мудрых правителей! Вы же прочли, ее высочество эрцгерцогиня дает поручение городскому совету Антверпена и вам: немедленно предоставить для меня стражу! За счет городской казны!
Но Роккокс оставался преступно, по мнению Рубенса, безразличным.
– Он уже две недели на цепи и под охраной, ваш гравер, – повторил бургомистр.
Ему хотелось выпроводить художника и заняться действительно важными делами, он начал терять терпение:
Разве мог он даже мечтать о том, что когда-нибудь его имя будет известно по всему миру? Молодой Тициан, иноземец, да к тому же юноша совершенно не образованный, имел все шансы до конца своих дней растирать яичные желтки и просеивать пигменты для темперы… Так и случилось бы, если бы не его яростное желание служить искусству, грандиозный талант и два чувства, ведущие Тициана по жизни, – поклонение перед прекрасной, недостижимой, как звезда, принцессой Джироламой и влечение к совершенно земной рыжеволосой натурщице Виоланте.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Анна с детства мечтала стать художницей, но даже не могла представить, что однажды судьба сведет ее с самим Сальвадором Дали. Этот человек, кажущийся то гениальным, то откровенно сумасшедшим, перевернул все взгляды девушки на творчество и ее собственное предназначение в жизни. Именно ей удалось узнать многие тайны одного из самых загадочных художников. Кто же такой этот эпатажный Сальвадор, заявивший о себе, что он – Спаситель, призванный спасти искусство от пустоты?..