Зеркало ночи - [5]

– Антонина Романовна, – вкрадчиво спросил Семен, – а если, допустим, вы бы захотели поджечь что-нибудь, вот так, на расстоянии? А?

– Да чтой-то вы такое говорите! – возмущенно выпрямилась женщина. – Мне такое и в голову не придет. Али я разбойник, поджигатель?!

– Не обижайтесь, Антонина Романовна, – поспешил успокоить академик. – Это вопрос чисто теоретический… Ну-с, голубушка, больше мы вас не будем задерживать… Вы где остановились?

– Да в этой… как его… номер у меня в гостинице… хороший, чистый… Только скучно одной-то, все телевизор смотрю, уж надоело… Товарищ ученый, – искательно обратилась она к академику, – вы, может, замолвите где надо словечко, пускай меня домой отпустят, как раз картошку убирать, а я тут прохлаждаюсь. Я уж покупки сделала, врачи ваши меня обмерили всю как есть, можно мне домой-то?

Николай Николаевич вопросительно поглядел на Семена.

– Понимаете, Николай Николаевич, – торопливо пояснил тот, – Антонина Романовна, собственно, находится в распоряжении группы профессора Авербаха, а я, так сказать, позаимствовал временно, на день…

Академик недовольно покачал головой.

– Дело в том, Антонина Романовна, – мягко сказал он, – что науке крайне необходимо знать все о вашем даре. Вы сейчас не прохлаждаетесь, вы приносите огромную пользу науке, нашей Родине, понимаете? Считайте, что вы выполняете задание особой важности.

– Ну что ж, – вздохнула Антонина Романовна, – если задание, я, конечно, готовая.

Когда она вышла, в комнате повисла тяжелая тишина.

– Семен Борисович, у меня складывается впечатление, – сказал наконец академик остраненным тоном, – что вы не понимаете стоящей перед нами задачи.

– Ну почему же, почему? – засуетился Семен.

– Почему – это другой вопрос, – перебил его академик. – Нас интересуют открытия и явления, лежащие за пределами современных научных понятий…

– Но она пятитонный грузовик на десять метров швыряет, разве это входит в понятия?! – вскрикнул Семен.

– Явление телекинеза всего лишь недостаточно изучено, но отнюдь не отрицаемо наукой. Вот пусть Андрюша Авербах и изучает его, зачем лезть в его работу. Помимо всего прочего, Семен Борисович, это неэтично.

Семен всплеснул руками, и его круглое лицо скривилось в обиде.

– Николай Николаевич, я действительно не понимаю! Это же как в сказке: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что! Я вам все что угодно достану, я вам снежного человека на веревочке приведу, но я не могу так, вслепую!

– Не обижайтесь, Семен. Я ценю вашу инициативу, но мы действительно идем вслепую, – смягчился академик. – То, что мы ищем, не просто не лежит на поверхности. Оно спрятано так, что о нем и слуха нет.

Он встал, медленно прошелся по комнате, остановился рядом с Семеном, положил ему руку на плечо.

– Друзья мои, я оторвал вас от ваших лабораторий, от исследований, от монографий, но я сразу предупредил: может быть, мы потратим годы впустую. Мне-то было легче, чем вам, принять такое решение: в науке я сказал достаточно. Может быть, все, что мог. Возможно, наше нынешнее дело – просто стариковская блажь. Я не держу ни вас, Семен, ни вас, Костя. Поверьте, если вы сейчас уйдете, я не обижусь, я пойму… Решайте.

Академик встал у окна, отвернулся, стал смотреть на улицу, словно не желал смущать взглядом помощников, делающих выбор.

– Я остаюсь, – резко и как будто с обидой сказал Костя.

– Я тоже, – вздохнул Семен. – Только поймите, Николай Николаевич, мне не очень-то сладко все время быть дураком с инициативой.

– Вы правы, Семен, – не отводя глаз от окна, сказал академик. – Больше всего достается тем, кто что-то делает… Пока, – сказал он после долгой паузы, – у нас есть одна зацепка, которая мне нравится: Зеркальщик. Что-нибудь новое появилось?

– Практически ничего, – нервно отозвался Костя.

– А не практически? – настоял академик.

Костя пожал плечами.

– Вот что, Константин Андреевич, давайте-ка суммируем все то, что у нас есть по Зеркальщику, и подумаем, как дальше быть…

– Одни сплетни есть, – вздохнул Семен.

– Сплетни из ничего не родятся, – почему-то весело сказал академик. – Расскажите все сначала, может быть, мы что-то упустили… Сами знаете, друзья, бывает, что бьешься-бьешься, а тот самый фактик-ключик давно у тебя под носом лежит. И ждет, голубчик, когда ты его заметить соизволишь… Итак?

– Итак, – подхватил Костя, – около года назад я впервые услышал о Зеркальщике. К нам в клуб книголюбов захаживает забавный старикан лет восьмидесяти, бывший гример из Малого театра. Он не член общества, никто к нему всерьез не относится, но из клуба не гонят. Зовут его Панкрат Иванович, а собирает он мистическую литературу начала века – всякую там ахинею: столоверчение, видения Блаватской, тибетские тайны доктора Бадмаева. Так вот, я пришел тогда в клуб вместе с другом, Сергеем Прокофьевым, – слышали, наверное, фамилию, он из сагдеевского института. Он всегда над дедом Панкратом посмеивается и в тот вечер тоже. Увидел его – и сразу…

«Ну, ответь мне, мистериозный старичок, как твой друг и ровесник Нострадамус смотрит на перспективы перестройки?»

Панкрат Иванович привык к беззлобным издевкам молодых библиофилов и только слегка нахохлился.