Зеркало грядущего - [60]

И он занес клинок.

– Нет, умоляю! Пощадите меня! Дайте мне умереть, как воину! Не хочу, чтобы ежи и лесные мыши объели меня заживо! – завизжал разбойник пытаясь отползти от острого палаша. – Вы же дали слово!

– Верно! Как ты мог, пес, усомниться в том, что немедийский дворянин нарушит свое слово, хоть бы он и давал его такому ничтожеству, как ты. Ты останешься жив, только без конечностей!

Он достал из потайного кармана крохотный флакончик в серебряной оплетке с ароматными вендийскими пачулями и приложил его к ноздрям.

– Немедийский?! – вытаращил глаза бородач. – О, горе мне! Ведь недаром говорят, что ваши чернокнижники делают светильники из черепов, а из человеческой кожи – кошельки и перчатки! О, горе мне, горе… Для таких, как вы, жизнь людская не стоит и ломаного медяка, вы готовы изувечить человека ради забавы, но никогда не повысите голос на любимого пса…

– Что ж, – согласился Амальрик – Твои речи показывают, что ты был отнюдь не глуп. В твоих словах есть доля правды, но сыны Немедии делают это не из-за бессмысленной жестокости, а служа великому Митре, ибо в доброте и великодушии своем он сотворил массу существ, которые недостойны нарекаться людьми, их удел – стоять в стойле и дрожать от кнута пастуха. Ты – раб, я твой пастырь. Вы не имеете права жить! Что ж, скоро великие сыны Брагораса будут удобрять свои угодья телами аквилонских выродков… Тебе ясно, пес!

– Будь ты проклят, немедийская нечисть! – В потухших было глазах мужчины загорелся огонь. – Будь ты проклят, ублюдок, и да разверзнутся недра земные и поглотят твою грязную державу вместе с такими, как ты… Вы недостойны упоминать священное имя Митры…

– Ты закончил, раб? – холодно осведомился Амальрик. – Что ж, тогда нам пора прощаться. Если бы мы были в моем поместье, я, пожалуй, бросил бы тебя в садок с муренами. Знаешь ли, очень приятно пить тонкое кордавское вино, видя, как бурлит вода в бассейне и изящные пятнистые рыбы терзают куски кровавого мяса, чтобы развеять скуку хозяина… Не бойся, – примирительно сказал он видя, как отчаявшийся аквилонский вояка судорожно пытается отползти в сторону. – Я пошутил. На самом деле, отрубать руки человеку без посторонней помощи очень неудобно, к тому же я не хотел бы испачкать костюм. К утру ты сдохнешь сам от потери крови, если только волки не избавят тебя от страданий раньше!

Он спрятал склянку с благовониями и, приблизившись к бородачу, вынул тонкий льняной платок и неторопливо вытер им свои измазанные в крови руки и голенища сапог.

– Не терплю грязной обуви, – улыбнулся Амальрик и, поправив прическу, швырнул скомканный платок в лицо аквилонцу. – Равно как и нечищенных клинков.

С этими словами он тщательно вытер меч и кинжал о волосы своей жертвы и, не обращая никакого внимания на стоны раненого, медленно вложил их в ножны. Затем подошел к распростертому телу главаря, с хрустом выдернул метательный нож у него из горла, заткнул за пояс и, вернувшись к мертвой лошади, порылся в седельных сумках – достал свои боевые приспособления, которые так красочно живописал своей беспомощной жертве, еще вынул флягу с водой, и, сделав пару глотков, прицепил ее к широкому кожаному поясу. Опустившись на колени перед поверженным скакуном, он молча обнял мертвую голову, потрепал свалявшуюся гриву и, глотая выступившие слезы, прошептал: «Прощай, навсегда…»

Как ни странно, боль в ноге несколько уменьшилась. По крайней мере, пусть сильно хромая, он мог идти. Луна освещала дорогу, и путь представлялся не слишком тяжелым. Если повезет, через пару часов он сможет рассчитывать на хваленое гостеприимство барона Тиберия. И, Митра свидетель, ему есть о чем порасспросить его благородных наследников.

ОБРАЗ ИСЦЕЛЕНИЯ

Неприветливый дом Тиберия Амилийского, похожий на мрачный горный утес, был погружен во мрак. Казалось, там все погрузились в сон: его рачительный хозяин, утомившись после дневного обхода полей, каковой совершал ежедневно, а уж в пору урожая с особенным усердием, дабы ни зернышка не пропало у нерадивых работников; сыновья Тиберия – Винсент и Дельриг, которые почему-то этим вечером не играли, по обыкновению, в кости у натопленного камина, а где-то шатались допоздна и вернулись уже затемно; Релата, хозяйская дочь, целый день, по приказу отца, просидевшая на кухне, надзирая за служанками, чтобы те поменьше мололи языками.

Сон этих людей был крепок, здоров и не подпорчен сновидениями, этим ночным развлечением ленивцев и гуляк, – ибо темное время суток, как считал глава семейства, должно использовать только для отдыха, чтобы успеть накопить сил для завтрашнего труда. Владетель Амилии жил так, как завещали ему предки: был прост, бережлив, не чурался никакой работы и оттого, один из немногих в Аквилонии был хозяином, а не просто господином своих земель. Трудитесь, втолковывал он своим детям, и точно проживете до ста зим, и помните, что мужество людское проявляется не единожды в бою, а каждодневно в поле или кузне.

Воистину суровые устои царили в доме барона Тиберия, но зато его закрома были всегда полны зерном; на скотном дворе ухоженные животные довольно хрюкали, мычали и блеяли, прославляя своего хозяина; в тайных ларях была припрятана чеканная тарантийская монета; в погребах не переводилось доброе вино, а на столе всегда было вдосталь простой, но сытной еды.