Зеркало грядущего - [47]

А пока… Пока он вынужден прятаться под личиной недалекого, жизнерадостного Посланника дружественной державы.

Но только пока… Пока жив король Вилер…

ОБРАЗ МАСКИ

Выехав за околицу деревеньки, совершенно обезлюдевшей в часы полуденного зноя – лишь далекая песня жнецов в поле, да шум крыльев ветряной мельницы нарушали тишину этого царства мертвых – барон Торский направил лошадь к лесу. Несколько шагов, лениво потявкивая, за ним протрусила шелудивая собачонка, но и она вскоре отстала. Больше же никто не попался ему на пути.

Не спеша он подъехал к лесной опушке и чуть осадил свою гнедую, смакуя живительную тень, которая даровала блаженство его разогретому, напитанному теплом телу. Взмыленная кобыла строптиво косила глазом и мотала головой, требуя отдыха, но немедиец, постояв немного, сурово пришпорил ее, заставляя свернуть на лесную тропинку.

Здесь, под сенью вековых дубов и грабов, царил полумрак. Земля была влажной, и копыта коня негромко чавкали по грязи, баламутя ровную поверхность мелких луж, синих от утонувшего в них неба. Казалось, лес живет собственной жизнью, и суровая сушь, царившая вокруг, опасалась вторгнуться в зеленые дубравы, еще не успевшие покрыться разноцветным осенним убранством. Амальрик был рад возможности насладиться прохладой, – путь по выжженной солнцем равнине утомил его, и он с грустью вспоминал вчерашнюю недолгую грозу, которая спутала ночное веселье. «Жаль, что Митра не даровал хотя бы немного влаги этим несчастным землям, – подумалось ему, – Как было бы хорошо скакать по дороге, когда извечная пыль прибита крупными дождевыми каплями, а в воздухе чувствуется свежесть, словно ты приближаешься к морю». Посланник вспомнил жалобы одышливого Нумедидеса, всегда страдающего от жары, и расхохотался, спугнув раскатами смеха желтую иволгу, которая до того, вцепившись коготками в хрупкую ветку, недоуменно вертела головой, разглядывая диковинное существо, передвигающееся по заповедной тропке.

Чуть дальше дорожка стала совсем незаметной, и Амальрик, спешившись, повел лошадь в поводу, опасаясь, что сидя в седле может сбиться с пути. Пот, что градом катил по телу на солнцепеке, постепенно высыхал, и немедийца начал пробирать озноб. В этих сумрачных даже в яркий погожий день засеках ему всегда делалось не по себе, и он начинал тосковать о просторах, залитых солнечным золотом, не переставая дивиться переменчивости человеческой натуры, совсем недавно мечтавшей о сени еловых лап как о недоступном благе, стремясь укрыться под тенистым пологом от нестерпимого зноя.

Наконец путь окончился у небольшого лесного озерца, щедро усыпанного крупными белыми кувшинками, где посланник напоил лошадь и стреножил ее, предоставляя ей возможность попастись. Гнедая кобыла не заставила себя ждать и тут же принялась щипать траву, потеряв всякий интерес к окружающему. Амальрик снял тяжелые седельные сумки, аккуратно положил их на землю, сам уселся рядом, опершись спиной о ствол дуба. Достав флягу, он отпил немного воды и расслабился, блаженно прикрыв глаза, не переставая, впрочем, прислушиваться, в ожидании. Должно быть, Марна уже знает о его приезде и скоро выйдет к нему.

И точно, прошло совсем немного времени, как слева от отдыхающего посланника раздался едва слышный шорох, который бы любой, менее тренированный, чем у немедийского воина, слух не отличил бы от тысячи крохотных шумов, составляющих лесную тишину: шелеста листвы, цоканья белок, стрекотанья кузнечиков, криков перепелов, редких всплесков от какой-то водоплавающей живности, шуршанья озорных белок по сосновым стволам. Но этот звук был ни чем иным, как осторожными шагами, приближающимися к Амальрику.

Барон неслышно положил руку на маленькие булавы, похожие на лекарские пестики для растирания снадобий, которые висели на его поясе. Он знал, что и четверти мгновения будет довольно, чтобы метнуть их в невидимого врага и мгновенно оборвать нить его жизни. Этим оружием дикие племена загадочной страны Дарфар убивали на скаку быстроногих газелей, мчащихся со скоростью ветра.

Немедиец знал и то, что кроме ведьмы прийти сюда некому – окрестные жители за несколько лиг обходили владения чародейки, не забывая осенять себя знаками, отвращающими демонов; но все же вздохнул с облегчением, когда увидел среди деревьев неспешно приближающуюся фигуру, и, встав, поклонился низко, как мало кому кланялся и при дворе короля.

– Рад видеть тебя, госпожа Марна.

Та коротко кивнула в ответ, не удостоив его ни единым словом.

Осанистая высокая фигура колдуньи выделялась багровым пятном на фоне зеленой хвои. Она была одета в просторную рубаху из льняного полотна, окрашенную соком корня марены в цвет запекшейся крови, богато украшенную вышивкой, в которой преобладали черные и темно-синие тона, с вкраплениями желтого и травяного. Рубаха была заправлена в длинные просторные шаровары, которые тоже были окрашены, но уже не мареной, а отваром ягод волчьего лыка и плавунца, и оттого являли собой дикую смесь серо-зеленого и охристого. Низкая, сильная талия была перехвачена широким малиновым кушаком с медными бляшками, позументом и шерстяными кистями на концах. Крепкие ноги, обернутые черными онучами, перекрещивались оборами, что подчеркивало их еще сохранившуюся стройность. Поверх рубахи был надет короткий суконный жилет с высоким стоячим воротником, тоже красно-бурый, на котором маленькими светлыми бусинками, именуемыми в гирканских странах бисером, был вышит затейливый орнамент, состоящий из мелких ромбов, перемежающихся косыми крестами.