Зеркало грядущего - [2]

– Послушай, киммериец! Я слышал, что варвары вроде тебя могут без устали сидеть в седле несколько суток. Но мы-то не варвары, мы добрые аквилонцы. Вот молодцы мои и тревожатся. Их желудки пусты, как карманы у скряги, а во рту без вина так противно, словно там нагадили демоны Нергала. Пора уже промочить глотки, хорошенько пожрать – и на боковую. Завтра опять скакать целый день без передыху…

Киммериец обернулся и прищурясь посмотрел на наемника:

– У тебя есть чем заплатить за ночлег, танасулец? Тот ухмыльнулся и погладил эфес меча.

– Бравые ребята, вроде нас с тобой, всегда найдут чем поживиться! Тут неподалеку должна быть деревня. Давай подкараулим на околице какого-нибудь селянина и выпотрошим его, как куропатку. Много у этих грязных дровосеков не найдется, хорошо бы если отыскалась пара медяков. Но на ночлег и жратву хватит.

Ледяной взгляд северянина обжег разбойника.

– Нет, Невус, – процедил он, – пока ты и твои шакалы со мной, клянусь Кромом, вы не будете грабить безоружных. Мы поедем в деревню, и ты вместе со своими молодцами постараешься заработать деньги. Заработать – как честный воин, а не отнять, подобно трусливому отребью, гораздому впятером нападать на одного! Постарайся запомнить все, что я сказал, и повтори своим головорезам!

Невус вытаращил глаза.

– Эрлик меня разбери, ты совсем рехнулся, Конан, как я погляжу! Как, по-твоему, на ночь глядя мы сумеем это сделать? Что, прикажешь мешки с мукой таскать на мельницу вместо мулов? Или подметать деревенские улицы? – Довольный своей шуткой, он раскатисто захохотал.

Конан презрительно фыркнул.

– Правду, значит, говорят, что у всех аквилонцев куриные мозги, а танасульцы самые бестолковые из них! Да в самой захудалой дыре всегда есть чем заняться для людей нашего ремесла! Бьюсь об заклад, что здешний нобиль точит зуб на соседа. Как водится, они не поделили пахотные земли или охотничий лес. Или кто-то из вассалов давно не платит ему оброк. Или неподалеку на большой дороге шалят такие же висельники, как ты и твои молодцы, и их требуется утихомирить. Был бы меч, а работа для него найдется…

Седовласый перестал смеяться, вытер лоб рукой в грязной перчатке и смачно сплюнул на землю.

– Ладно, варвар. Ты размозжил башку Йермаку, стало быть, ты у нас теперь за главного. Будь по-твоему, поедем в селение, а там видно будет. Только куда ехать-то? Тут вон сколько тропок расходится… – Он растерянно оглянулся.

Конан хищно улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы:

– Скачи вон на тот бугор, – он кивнул головой на небольшой холм, густо усыпанный прелой осенней листвой, – и покрути башкой получше. Время ужина. Селяне варят похлебку. Наверняка где-нибудь да увидишь дым от очага. Он и укажет нам дорогу.

Невус пришпорил коня и помчался к возвышенности неподалеку от развилки. Разноцветные осенние листья брызнули из-под копыт его скакуна. В лучах заходящего солнца они казались каплями крови. Киммериец посмотрел на зубчатую кромку темного леса и нахмурился. Надо постараться добраться до деревеньки засветло. Про леса близ Оссара издавна ходят плохие слухи. Болтают, что здесь водится разная нечисть – лесные демоны, которые по ночам выползают из своих нор на охоту. Оттого, якобы, все селения в этих местах обнесены крепким и высоким частоколом. Может, все это и бабьи россказни – но не стоит зря гневить Митру, что властвует над этими землями, и шастать ночью по бездорожью.

Невус отчего-то не торопился возвращаться назад, и его силуэт чернел, в косых лучах солнца, на вершине пригорка.

Конан набрал в грудь побольше воздуху и гаркнул:

– Ну что там, Невус? Чего возишься, Кром тебя побери, словно у девки под подолом? Долго тебя ждать?!

Аквилонец замахал руками Конану, мол, поднимайся скорее сюда – тот выругался и пустил скакуна вскачь. Эти наемники, как дети, ничего не могут сделать сами. Боги дали им храбрые сердца, но забыли вложить в головы хоть чуточку мозгов. Подлетев к Невусу, он резко осадил скакуна. Тот зафыркал и закружился на месте.

Невус, прищурясь, смотрел на горизонт и принюхивался. Конан тоже повел носом. Явственно тянуло гарью.

Аквилонец потрепал коня по загривку и показал рукой на запад.

– Гляди, варвар, какой славный ужин варят себе селяне. Чтобы развести такой огонь, нужно поджечь всю деревню!

Конан мрачно посмотрел на кромку окоема, туда, где в последних лучах заходящего светила темнели клубы густого, жирного дыма. Рука его непроизвольно скользнула на рукоятку меча.

– Что ж, танасулец, зови своих рубак. Глядишь, поспеем к ужину. Похлебка, должно быть, уже сварилась. Осталось только взглянуть на того, кто ее приготовил…

ОБРАЗ ОЛЕНЯ

Вязкую тишину Валонского леса тревожили гортанные выкрики егерей, лай остромордых пятнистых гончих, заунывные рулады охотничьих рогов, звон колокольчиков на богатой упряжи и треск сухих веток под острыми копытами хорошо объезженных гирканских скакунов, уныло бредущих по щиколотку в бурой листве. Все эти звуки, непременные спутники людской суеты, казались чуждыми в заповедной пуще, среди исполинских стволов задумчивых деревьев и молчаливых зарослей кружевного папоротника, под холодной осенней синью небосвода, мелькающей в переплетении высоких крон величественным полотном, подернутым тонкой паутинкой старинного кракелюра. Диссонансом вторгались они в первобытную природную гармонию, оскверняя ее самим своим существованием, гулко отскакивали от невозмутимых древесных стволов и, оставляя клочки дерзкой звучности в изумрудной мякоти мха, закатывались в темноту чащи, где их ловили зеленые руки дриад, придавали им новое загадочное естество, смешивали с трещоткой невидимого дятла, шелестом ветвей, вздохами влажного теплого ветра и швыряли обратно комками звонкого, пересмешливого эха.