Зеркальный лабиринт - [20]

– Бежим отсюда! Бежим!

Бумага растворялась, рассыпаясь по линолеуму черным пеплом. Мне снова показалось, что я вижу голубоватое свечение, но стоило моргнуть – и оно исчезло.

Я попятился, не в силах совладать с собственным телом, запнулся обо что-то и едва не упал – Волька подхватил меня подмышки и вытащил прочь из квартиры в серость и прохладу лестничного пролета. Он захлопнул дверь, провернул ключ, мы бросились вниз по лестнице, вон из дома, скорее, скорее на улицу, из подъезда, через двор, мимо детской площадки, к серой трехэтажной школе, где у пристройки бассейна всегда собирались в укрытии старшеклассники и курили. Только там остановились, тяжело переводя дух.

– Ты видел? Видел? – округлив глаза, выдохнул Волька. – Руки потянул! Едва не схватил!

Я честно признался, что не видел ничего. Мне только казалось, что взгляд нарисованных глаз буравит спину до сих пор. И еще сердце колотилось в груди.

Мы рухнули в траву и лежали минут, наверное, двадцать. Волька тяжело дышал, то и дело шмыгал носом и растирал виски пальцами. Потом он спросил:

– Ты слышал, как разбивается флакон? Как будто он и не разбился вовсе, а упал внутрь, в рисунок.

Я не знал, что ему ответить. Меня все еще колотило от страха. Бормотал, как заведенный:

– Никогда больше ничего не рисуй! Никогда больше… Ты обещал, слышишь? Ты обещал…

Родителей Вольки так и не нашли.

В тот же вечер я попросил маму вызвать милицию. Мы заранее придумали историю о том, что кто-то вломился в квартиру, когда Волька гулял. Я пришел к нему в гости, мы на кого-то наткнулись в коридоре и в испуге убежали. Как преступник вломился в квартиру, не оставив следов взлома и куда дел Волькиных родителей так и осталось для милиции загадкой.

Волька побывал в своей старой квартире несколько раз – всегда в присутствии взрослых. Позже он утверждал, что видел в коридоре черные ошметки бумаги и следы крема. Осколков не видел. Призраков тоже.

Вольку забрала к себе родная бабушка, квартира которой находилась в двух кварталах ближе к моему дому. Он прожил у нее до окончания школы, а затем почти сразу после выпускного решил уехать в столицу, поступать на архитектора.

Рисовать Волька бросил, как и обещал. Мы ни разу за оставшиеся два года знакомства не затрагивали темы призраков. Ускользали от разговора по обоюдному согласию. Это было табу, старательно запрятанное в глубины памяти. Я тоже перестал варить крема, пока не настал черед напомнить матери о том, как она обошлась с отцом. Тогда пришлось нарушить обещание. Всего один раз. Немым свидетелем выступил кукловод, плотно перетянувший кончики моих пальцев невидимыми нитями и забравший мысли на то время, пока варился крем.

В последний раз мы виделись с Волькой на выпускном в одиннадцатом классе. Вдрызг пьяный Волька пытался поджечь мусорный бак. Мусор не горел, а только дымился. Волька хохотал, ругался, но попыток не оставлял. Нас отогнал от урны дворник. Волька пригрозил ему кулаком и пообещал нарисовать чудовище и подбросить рисунок дворнику под дверь.

– Оно тебя сожрет, слышишь? – орал Волька, пока я тащил его от урны. – Ну, или что-нибудь с тобой сделает! За все, что ты совершил! От него не убежать! Никогда!

На следующее утро Волька улетел в Москву. За пятнадцать лет, прошедших с тех пор, я не получил от него ни единой весточки. Только иногда по ночам мне снился узкий коридор квартиры, где на полу лежал лист ватмана и чьи-то нарисованные глаза искали меня. А, может, разглядывали и запоминали.

3

Я вышел из номера, когда стемнело.

В коридоре вдоль стен зажглись светодиодные нити, озаряющие пространство желтоватым светом. Длинная тень торопилась впереди, будто хотела оторваться и умчаться прочь от номера, из отеля, из Греции, обратно в холодную и тоскливую Москву.

На первом этаже у ресепшена я взял бутылку с минералкой и уселся на диване у дверей.

Мысли в голове крутились неприятные и дерзкие. Я ждал, когда снова увижу Вольку. Чувствовал, что он непременно должен появиться. Так и произошло. Спустя десять минут ожидания, Волька показался из паутины коридоров. Развязный, пьяный, дурно одетый, потный и раскрасневшийся от жары.

Он увидел меня издалека, помахал пятерней. На ногах – носки и тапочки, шорты песочного цвета, майка на лямках оголяет загоревшие плечи и складки вокруг подмышек.

– Привет, это самое, – сказал Волька, тяжело опускаясь на диван. – Не думал, что после утреннего разговора увидимся.

– Волька, ты был прав, – сказал я негромко. – Я, мать его, долбанный альфонс.

– Что? – ухмыльнулся он.

– Альфонс. Трахаю старую тетку, чтобы забрать ее деньги. У Марго собственный бизнес. Сеть ресторанов в Москве и области. Еще два открываются в Питере. На счетах сотни тысяч евро лежат. И все это дело бесхозное. Сына она не признает, в благотворительность не верит, политикой не интересуется. Остается только копить или тратить.

– На тебя?

– На меня в том числе.

– Резкое, знаешь ли, откровение.

Волька повел меня из отеля во внутренний двор, к кафе-ресторану под открытым воздухом. Мы сели за столик в плетенные кресла. Волька заказал пива. В руках его оказалась пачка сигарет и коробок спичек без этикетки.