Зеркальные очки - [93]

Сазерленд кивнула секретарю, та в замешательстве некоторое время хлопала глазами, а потом ринулась исполнять указание.

— Как прошел полет? — спросила директор.

— Машины впечатляют, — отреагировал Джефферсон. — Вы и сами отлично знаете.

Райс заметил, что руки у президента немного дрожат, он не очень хорошо перенес сверхзвуковой перелет.

— Остается только пожелать, чтобы ваше политическое благоразумие было на такой же высоте.

— Вы прекрасно понимаете, я не могу отвечать за всех своих подчиненных, — извинилась Сазерленд. — Я лично весьма сожалею относительно некоторых деталей наших операций. Нам будет очень не хватать Флориды.

— Но вы же сюда приехали не для того, чтобы обсуждать вопросы благоразумия. — Райс в раздражении подался вперед.

— Свобода, сэр, — провозгласил Джефферсон, — свобода стоит на кону!

Вошла секретарь с пыльной бутылкой хереса и пластмассовыми стаканчиками. Руки Джефферсона затряслись сильнее, он налил себе стакан и немедленно выпил. На его щеки вернулся румянец.

— Когда мы объединяли силы, вы сделали определенные обещания. Вы гарантировали нам свободу, равенство и право на счастье.[89] Вместо этого нас со всех сторон окружили вашими механизмами, с помощью дешевых поделок вы совращаете народ нашей великой страны, а богатства наших недр и произведения искусства навсегда исчезают в ваших замках! — вещал он. Заключительные слова президент произнес стоя.

— Общее благо подразумевает некоторый… переходный период… — Сазерленд съежилась на стуле.

— Да ладно тебе, Том, — вступился Райс. — Что за херня про «объединение сил»? Это мы выкинули бриташек, поставив у руля вас. Вот и все, блин, «объединение». То, что мы качаем вашу нефть и увезли несколько ваших картин, не имеет ни малейшего, блин, отношения к вашей свободе. Нам по херу. Делайте все, что вам вздумается, только не путайтесь под ногами. Хорошо? Если бы нам хотелось поговорить об этом, мы бы бриташек у власти оставили.

Джефферсон сел. Сазерленд тихонько налила ему еще стакан, который он снова тут же выпил.

— Я не могу понять, — начал он. — Вы сами сказали, что прибыли из будущего, но только тем и занимаетесь, что уничтожаете собственное прошлое.

— Нет, мы этого не делаем, — возразил Райс. — Все устроено иначе. История, она как дерево, да? Когда перемещаешься назад во времени и устраиваешь там заваруху, возникает еще одно ответвление от основного ствола. Этот мир представляет собой одно из ответвлений.

— Вы хотите сказать, — сообразил Джефферсон, — что этот мир — мой мир — не ведет в ваше будущее?

— Точняк, — подтвердил Райс.

— Так вы можете тут насиловать и мародерствовать сколько душе угодно! В то время как вашего собственного мира это абсолютно не касается! — Джефферсон снова вскочил на ноги. — Я нахожу подобный принцип невообразимо ужасным! Как вы можете поддерживать такую тиранию? У вас что, человеческих чувств нет?

— О господи, — взмолился Райс — конечно есть. Что вы скажете насчет радиоприемников, журналов и лекарств, которые мы раздаем? Лично мне кажется, нужно иметь определенную наглость, чтобы заявляться сюда со всеми этими вашими оспенными язвочками, в немытой рубашке, оставив дома толпу рабов, — и читать нам лекции о гуманизме.

— Райс? — подала голос Сазерленд.

Райс посмотрел Джефферсону в глаза. Тот медленно сел.

— Послушайте, — Райс смягчил тон, — мы готовы обсуждать то и это. Быть может, не все идет так, как представлялось вначале, но это ведь жизнь, понимаете? Скажите, что вам действительно необходимо? Автомобили? Кинофильмы? Телефоны? Контрацептивы? Просто назовите и получите.

Джефферсон массировал уголки глаз большими пальцами.

— Ваши слова, сэр, для меня ничего не значат. Я лишь хочу… Я лишь хочу вернуться домой. В Монтичелло.[90] Как можно быстрее.

— Опять мигрень, мистер президент? — спросила Сазерленд. — Вот я для вас приготовила.

Она пододвинула ему через стол пузырек с таблетками.

— Что это?

— Вам станет лучше. — Сазерленд пожала плечами.

После того как Джефферсон вышел, Райс ожидал услышать выговор.

— Ты так глубоко веришь в наше дело, — протянула вместо этого Сазерленд.

— Взбодрись, — посоветовал Райс. — Ты слишком долго якшаешься с этими политиками. Поверь, мы живем в простую эпоху, населенную простыми людьми. Джефферсон, понятное дело, был малость взбешен, но он придет в себя. Расслабься!

Райс обнаружил Моцарта за уборкой столов в одном из залов крепости Гогензальцбург. В вылинявших джинсах, камуфляжной куртке и зеркальных очках, он мог бы запросто сойти за подростка из времени Райса.

— Вольфганг! — позвал он. — Как тебе новая работа?

Моцарт отставил стопку тарелок и пригладил короткие волосы.

— Вольф. Зовите меня Вольф, о'кей? Звучит более… современно, что ли. Но прежде всего я бы хотел поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. За кассеты, книги по истории, за эту работу — тут просто замечательно.

В последние три недели его английский значительно улучшился, заметил Райс.

— Ты до сих пор живешь в городе?

— Да, но уже в собственном доме. Вы вечером заглянете?

— Обязательно, — заверил Райс. — Пока ты будешь здесь заканчивать, я пойду переоденусь, и ударим по захертортикам.