Земное притяжение - [2]

Так вот ты какая, Земля! Над головой в голубизне плывут охапки чего-то плотного, но легкого, белого, розовеющего по краям; под ногами — плиты серого камня; вдали — темно-зеленая, тусклая кайма… «Космодром», — догадался я.

Огромное поле космодрома пустынно. Потом с дальнего края поднялась железная стрекоза и, блестя вращающимися крыльями, полетела к нам. Она спустилась совсем рядом, и я опасливо попятился к трапу. Дядя Женя крепче сжал мою руку: «Вертолет». Хлопнула дверца, из живота стрекозы вышло двое людей.

Первый, высоченный, черный, как небо, сказал, наклоняя курчавую голову:

— Поздравляю с прибытием! Давайте знакомиться. — Он улыбнулся, на черном лице блеснули зубы. — Меня зовут Тангар. Сейчас я работаю Председателем Совета Республик Солнечной системы. Вот, — Тангар показал на своего коренастого беловолосого спутника, — Главный Космонавт Республик Грат.

Дядя Женя шагнул вперед, вытянулся:

— Второй пилот звездолета «Россия» Карелов; сын погибшего капитана звездолета «Россия» Андрей…

Тангар поднял руку:

— Знаю, все знаю. Связь «России» с Землей была. Хотя с перерывами, но была… О вас все знают. Люди на Земле, Марсе, Венере, на далеких спутниках Сатурна и Урана сейчас наблюдают за нашей встречей. От имени людей Солнечной системы приветствую и благодарю вас. — Он снова склонил перед нами свою большую курчавую голову…

… Главный Космонавт встал, обошел стол, заваленный кинопленкой, кассетами с магнитофонной лентой, осколками минералов и странными кристаллами.

— Великое дело, — негромко сказал Главный Космонавт, — вечная память людям, погибшим на планете Несчастья. Вы так ее назвали, Карелов, в своей радиограмме, под таким именем планету и занесли на звездные карты. Со временем мы раскроем загадку этой злосчастной планеты. А теперь, — Главный Космонавт присел на край стола, помолчал, — а теперь подумаем о вас… Двадцать один год полета на субсветовой скорости — пять сотен обычных земных лет… Вам нужно отдохнуть, осмотреться, многое узнать, Карелов. Мальчику — привыкнуть к Земле, приобрести друзей, выбрать профессию. Где бы вам хотелось пожить? Европа, Африка, Америка?

Дядя Женя усмехнулся:

— Через пять веков родственников, конечно, не сыщешь… Я бы хотел поселиться с малышом где-нибудь под Рязанью. Стосковался, знаете, по березе да по рябине…

— Ясно. Только учтите, что под Рязанью теперь субтропики, а климат среднерусской полосы отодвинулся к Полярному кругу. Полетите туда?

— Хорошо, — вздохнул дядя Женя, — только я хотел бы доехать, а не полететь.

Главный Космонавт развел руками.

— Понимаю вас, но… Наземный транспорт, исключая монорельс, не сохранился…

— Ладно, — дядя Женя поднялся с кресла, — разрешите задать вам еще вопрос? Какой вы национальности?

— Что? Ах, понимаю: где я родился? Я землянин. А Тангар, к примеру, венерианец, родился на Венере.

— Так. А почему вы говорите по-русски?

— Все люди теперь свободно владеют шестью языками. Один из них — русский. Вас еще что-нибудь интересует?

— Ну… думаю, для первого дня новостей хватит. Когда можно будет выехать, — дядя Женя запнулся, словно позабыл нужное слово, — домой?

— Мой ракетоплан к вашим услугам. Но если желаете, отправляйтесь на монорельсе. За это время дом для вас подготовят. — Главный Космонавт протянул руку сначала дяде Жене, потом мне: — Значит, на север?

— Да, в Россию…

Проснулся я оттого, что теплый, ласковый свет щекотал лицо: в квадратный застекленный иллюминатор били желтые лучи огромной звезды. Я кинулся к дозиметру, с которым мы никогда не расставались. К моему удивлению, тонкие, почти незаметные стекла совершенно не пропускали радиоактивных частиц. Прикрыв ладонью глаза от слишком яркого света, я подошел поближе к иллюминатору.

Всплывающая над горизонтом звезда была круглой, алой, окруженной узким желто-розовым ободком. От нее разбегались по прозрачному, как синяя вода, небу розовые, золотистые, белые облака. «Красиво», — подумал я, опуская взгляд, и тут же в испуге отпрянул от иллюминатора. Огромное чудище, вцепившись в серую почву единственной толстой ногой, протянуло к стеклу узловатые лапы. Его темные, извилистые лапы почти неподвижны, но трехпалые ладони, трепеща от жадности, тянулись ко мне. Они были бесчисленны, зеленые, тонкие, дрожащие.

— Дядя Женя! — закричал я, бросаясь к белому прямоугольнику люка. — Дядя Женя!

Дверца люка открылась, и дядя Женя шагнул ко мне.

— Доброе утро, Андрейка. Как спал?

Я в ужасе показал пальцем на многолапое чудище. Дядя Женя улыбнулся:

— Не пугайся, малыш. Это клен. Земное дерево. Абсолютно безвредно. И очень красиво.

Он подошел к иллюминатору и стал поднимать стекла. Я не спускал глаз с дозиметра. Лицо мне тронуло прохладным, удивительно свежим ветром. И… ничего, дозиметр не предупреждал об опасности.

— Бедный малыш! — Дядя Женя провел большой, твердой ладонью по моей голове, вынул у меня из рук дозиметр и небрежно бросил его на стол. — Землю защищает от радиоактивности воздух, атмосфера. Деревья на людей не кидаются. Солнце, — он показал на круглую, ставшую теперь желтой звезду, — согревает нас. Я же тебе обо всем этом рассказывал, малыш…