Земля ягуара - [14]

— Знакомьтесь, — произнес князь, вгрызаясь в рябчика крепкими желтыми зубами. — Это Мирослав. — Он махнул в сторону молчаливого воина наполовину обглоданной тушкой. — А это дон Рамон Селестино Батиста да Сильва де Вилья. — Тушка почти ткнулась в грудь Ромке.

Глава третья

Возница — цыган с темной щелью на месте выбитых передних зубов — зло скалился на четверку вороных, норовящих остановиться и пощипать у дороги вялую травку. Карета ползла по разъезженным колеям, переваливаясь с ухаба на ухаб. Пассажиров немилосердно мотало от стены к стене.

В очередной раз ударившись плечом о деревянную стену, молодой человек повернулся к своему попутчику:

— Дядька Мирослав, это что же за страна такая?! Дороги кривее, чем у нас. Семь загибов на версту. А после посполитских так и совсем невмочь. Требуху выворачивает. И чего мы на корабле не поехали?

Мирослав шевельнул бровью. Ему бы тоже на корабле было сподручнее, но…

— Это на телеге ездят, а на корабле ходят, а когда под парусом — бегают, — наставительно произнес он. — Вроде Валахия. В этих лесах и не понять, где граница.

— Свят, свят, свят, — зачурался Ромка и вскинул руку для крестного знамени.

По детской привычке персты его сложились на католический манер, потом, вспомнив суровые палочные наставления Максима Грека, он соединил их в два, по-православному. В конце концов, так и не решив, по какой традиции лучше просить оберега, парень три раза сплюнул через левое плечо, но успокоения это не принесло.

Мирослав снова вскинул бровь.

— Владения господаря Дракулы. Не фунт изюму, — стыдливо оправдался Ромка. — Мне учителя сказывали, что страшный был человек. Столько людей сгубил, Ироду библейскому не снилось и Нерону римскому, вместе взятым. На кол сажал, живьем варил, а послам, которые перед ним шапки ломать не стали, гвоздями их к головам прибил. Да говорят, что он зверства эти не сам творил. Будто бы его нечистая сила на это толкала. Души невинно убиенных покоя обрести не могут, бродят по лесам, стенают. Кто их увидит, у того сердце останавливается.

— Это кто тебе этих сказок понарассказывал?

— Как кто — учителя. Особенно немец, барон Виц… Миц… герштейн, в общем, какой-то. Он у князя Андрея в палатах смуту на своей родине пережидает, как зачнет вечером историю, аж мурашки по спине. И не спится потом.

— Твой барон — дурак легковерный или сочинитель. Или то и другое. Эдак он договорится до того, что Дракула кровь людскую пил и летать мог, как нетопырь. Помяни мое слово.

— Да кто в такое поверит?

Мирослав только хмыкнул в ответ.

— Дядька Мирослав, а вы откуда знаете, что тут творится?

— Что сейчас творится, не знаю, врать не буду. Времена ныне темные, смутные. Сегодня осман придет, завтра итальянец, послезавтра мадьяр, а потом еще бандит какой. А вот что пятьдесят лет назад было, доподлинно знаю.

— А скажите? — Ромкины глаза загорелись детским интересом.

— Чего не сказать? Дорога длинная, до постоялого двора еще ехать и ехать. Засветло бы успеть, а то ночью нападут твои вурдалаки. — Редкая улыбка озарила строгий иконный лик.

— Ладно, дядька Мирослав, вы сказывайте, хватит насмехаться-то.

— Хорошо, слушай. Валашского князя Влада звали Дракулой за то, что он был сыном князя Драко, дракона, значит.

— Змея Горыныча?

— Его самого. Поднялся Дракула на престол двадцати пяти лет от роду, лет шестьдесят уже тому минуло. Тогда турок пер, как бык через поле с капустой. Османы втоптали в грязь Сербию, Болгарию, поломали Константинополь, а вот Валахию с наскока взять не смогли. Влад дал им сильный укорот. Откатился турок, замер, остановился. Дракула, наоборот, года через два сам на Болгарию двинул, крестьян православных из-под ига освобождать.

— Как Дмитрий Донской?

— Не совсем так. Победы Влада были хоть и славные, но мелкие. Сотня там, сотня здесь. Но дело свое они сделали. Тогдашний султан Мехмед Второй понял, что силой с Владом не сладить, негде тут в горах с большим войском развернуться. Вот он и задумал хитростью действовать, через окрестных князей. Кому денег дал, кого запугал, кому убийц подослал. В итоге остался князь один, без друзей, без соратников. Султану того было и надо. Хотел он свергнуть Дракулу, а на его место посадить братца-предателя Раду Красивого. Тот, даром что лицом красен, трус вырос отъявленный и златолюб, мать родную на богатство обменял бы, если бы не померла она к тому времени. Даже ислам принял, чтоб, значит, султану верность свою доказать. Валашский князь понял, что одному ему с таким врагом не сладить, и кинул клич европейским домам. Мол, выручайте братцы-христиане, а то съедят нехристи. Те на словах пообещали военную подмогу, папа римский Пий Второй денег дать собирался. Сильнее всех суетился суверен Трансильвании, венгерский король Матьяш Корвинус. Другом назывался, клялся сам помочь и других призвать. Но когда грянуло, все отвернулись. Решили, что если они сейчас помогут сильному и ловкому князю, то потом нельзя будет его окоротить. Испугались за престолы свои. — Мирослав приоткрыл занавесь и сплюнул в окно кареты.

— И что? — спросил юноша, зачарованный его рассказом.

— И остался князь с врагами один на один, — грустно ответил воин. — Он был в печали, но не сдавался. Призвал в армию всех мужчин старше двенадцати лет, жег деревни, чтоб врагу нельзя было пополнить запасы продовольствия, кидал в колодцы мертвых коней и коров, нападал из засады, подстерегал у переправ. Пленных — на кол.