Земля. Тайная история красок - [14]

«Десять рабочих дней», — сообщил белый администратор, неохотно забирая у меня заявление.

В ожидании разрешения я проводила время, изучая одно из величайших собраний искусства в мире. По всему плато остались тысячи наскальных рисунков, рассказывающих о змеях-радугах и богах молнии, о духах охоты и древних сестрах, которые бродили по земле, открывая родники, холмы и места столь опасные, что лишь посвященные мужчины могут ходить там. Здесь же находятся и рисунки «мими», созданные, по легенде, застенчивыми духами, похожими на палочки и живущими в трещинах между камнями. Их работы можно увидеть на куполах пещер: дотуда могли достать только очень высокие существа или люди, соорудившие леса. Множество рисунков выполнены в так называемой технике распыления. Художник набирал полный рот влажной краски и распылял ее поверх своей или чужой, чаще детской, ладони, приложенной к стене пещеры. Наконец, там есть так называемые картины-нагромождения — с кучей предметов, часть которых неприлична, часть исторична, включая и трехсотлетней давности изображение сцены прибытия на лодках индонезийских торговцев, а также несколько подкорректированные истории об эре сновидений, переложенные так, чтобы их можно было рассказывать детям.

Итак, с одной стороны, согласно местным верованиям, наиболее священные рисунки не просто изображают предков, но воплощают их. Но существуют и другие, которые никогда не имели такого значения. Это своего рода наглядные пособия, и их значимость сопоставима с классными досками в воскресной школе. Драгоценно то, что они изображают, а не изображения сами по себе. Хотя сегодня, когда значительная часть местных традиций утеряна, все рисунки стали ценны сами по себе: и как артефакты, и как древние послания будущим поколениям.

В книге о живописи Арнемленда «Путешествие во времени» Джордж Чалупка выделяет восемь основных цветов местной палитры: черный, желтый, темно-желтый, красный, приготовленный из обожженного желтого, светло-розовый, ярко-красный гематит с пурпурным оттенком, далее идет краска, появившаяся в Австралии только в XX веке, — «синька» (или «синька Рекитта»), попавшая в бельевые корзины миссионеров в 1920-х годах, и, наконец, «делек». Слово «делек», означающее и белую краску, и краску вообще, — лингвистическое подтверждение того, что хоть красный и считается в этих землях священным, однако и белый также ценился здесь весьма высоко: белый хорошо заметен на телах и камне, кроме того, им раскрашивали копья и гробы. Однажды вечером я оказалась в поселковом лагере аборигенов, в центре Какаду, и меня пригласили в дом, где только что умер человек, его родственники красили в белый цвет машину. Лучшей белой краской считается глина, которая, согласно поверьям, является фекалиями Змея-Радуги.

Когда я впервые услышала об этом, меня поразила метафора: идея, согласно которой радуга должна оставлять позади себя ослепительно белый след. Однако правда оказалась куда прозаичнее.

«Вы видели когда-нибудь отбросы рептилий?» — спросил меня рейнджер, с которым я решила обсудить этот миф.

Я призналась, что нет. Тогда мы отправились при свете его фонарика на охоту за продуктами жизнедеятельности геккона и скоро нашли «подарок» на стеклянной крыше телефонной будки. Экскременты напоминали маленькие белые личинки. После питона остаются кучки побольше, мой собеседник изобразил шар размером с теннисный мяч.

«А теперь представьте, что сделает Змей-Радуга, предварительно хорошенько закусив».

Через несколько дней удача от меня отвернулась. Я явилась в офис за разрешением, но, как выяснилось, его оформление нисколько не продвинулось.

— Но Томпсон сам меня приглашал, — настаивала я.

— А откуда нам знать? — последовал ответ.

Увы, я не знала ни одного телефонного номера в Оэнпелли, разве что в Центре искусств, однако никак не могла туда дозвониться. Я попросила телефонистку попробовать еще несколько раз, а сама отправилась прогуляться и обдумать, что же предпринять, чтобы узнать побольше о неуловимой краске. И тут я случайно столкнулась с гидом, возившим туристов по местам обитания диких животных.

«Вам стоит поехать на буйволовую ферму. Пэтси покажет, как работают краски», — посоветовал он.

Уже на следующее утро я рассматривала пустынную ферму, расположенную вдали от дорог и охраняемую знаками типа «Посягательства на собственность караются судебным преследованием» и «Осторожно: забор под напряжением!». Место выглядело весьма необычно: повсюду огромные кучи металла — красного и ржавого, словно здесь, в пустыне, потерпел крушение грузовой самолет. Я вышла из машины и огляделась. Дрожащая утренняя дымка предупреждала о грядущей жаре. Вокруг рогов, аккуратно распиленных и сложенных на земле, жужжали мухи, а в воздухе висел неприятный запах скотобойни.

И только я подумала, что хозяев дома нет, как из сарая вышли Пэтси и ее муж Дейв. Пэтси родилась в Арнемленде и выросла в традиционном сообществе, а Дэйв — белый австралиец, он много лет служил рейнджером, а сейчас руководит фермой. Пэтси первый раз вышла замуж за жителя прибрежного поселения в сердце Арнемленда, однако рано овдовела и после смерти мужа подверглась преследованиям мужчины, которого не любила.